Самайнтаун

Острые пики шляпок, которые Франц видел над чужими головами, запрыгали туда-сюда, пока их хозяйки тщетно пытались вернуть утраченный контроль. Он победно ухмыльнулся, когда заметил, что и оборотни встали тоже, но ухмылке этой долго просуществовать было не суждено: встали оборотни не потому, что тоже под песнь Лорелеи угодили, а просто потому, что растерялись. Медленно, будто бы лениво из их ушей полезли клематисы, затыкая те крупными махровыми бутонами…

Франц скривился. Куклы Ламмаса‐то, этих соломенных лазутчиков, он с деревьев посрывал, а вот про ту, которую Ральф на кобуре носил, забыл! Благо, что с жителями тот же трюк Ламмас, судя по всему, провернуть не мог, ибо клематисовые семена в медведях – клятва, поводок, а не ядовитый паразит.

Пока медведи озирались и решали, кого именно им останавливать – Франца или людей, неуклюжим скопом бредущих с площади, – тот поднырнул под ними и проскочил к ближайшему щитку. Чем дольше и громче пели Лора с Душицей, тем больше людей к этому скопу присоединялось, образуя единый, дисциплинированный поток. Он и Франца чуть за собой не смыл, когда он вдавил палец в кнопку «Вкл.».

Щелк!

Маленькая лампочка зажглась красным светом, и музыка, пение, все ноты, звучащие в унисон, разбудили День города и саму ночь, раздавив, раскрошив купол ведьмовских заклятий и образовав купол собственный. Благодаря этому и мост через реку пришел в движение, а следом за ним – и люди по ту ее сторону. Пускай оранжевая тыква, несущая смертоносную тень, уже вовсю порхала над ними, раскидывала по все стороны и изувечивала, хоть у кого‐то появился шанс спастись.

– Эй, сосунок!

Очередь выстрелов Франц услышал даже сквозь розовые наушники, набитые для надежности ватой под накладками. Его тело неестественно дернулось и, перестав слушаться, потяжелело, обмякло, наваливаясь на панель. Он едва снова не нажал собой горящую кнопку, а потому вцепился побелевшими пальцами в края железной дверцы щитка, пытаясь удержаться на ногах. Когда звуки выстрелов повторились снова, Франц зажмурился и расставил ноги пошире, чтобы полностью заслонить собой от пуль ретранслятор. Все они со свистом влетали ему в спину и застревали там, внутри: в легких, сердце и желудке. Из маленьких отверстий тут же хлынула вся выпитая им накануне кровь, пропитывая рубашку и штаны.

– Ауч, – поморщился Франц.

Ральф перестал палить в него из полицейского «глока» только тогда, когда полностью истратил все обоймы. Кусочки свинца царапали кости, когда Франц повернулся к нему с недовольным видом. Судя по рваной ране на боку Ральфа, перевязанной оторванным рукавом куртки, Кармилла здорово его потрепала и, кажется, переломала столько костей, что закончить превращение он теперь не мог вовсе. Рыскал волосатыми когтистыми руками по карманам в поисках патронов, надеясь, что они смогут справиться с тем, кто уже неспешно к нему шел, оттолкнувшись от заляпанной панели.

– Да ты когда‐нибудь сдохнешь или нет?! – воскликнул Ральф, выпуская во Франца новую обойму, уже, кажется, пятую по счету.

– Не поверишь, но я сам задаюсь тем же вопросом!

Собрав остатки сил, Франц прыгнул на него, выбил из рук пистолет и вдруг обвел языком свои клыки. В горле было сухо, в желудке – голодно. Все тело Франца опустело, потеряв кровь по вине медведя, и потому опять стало тяжелеть, ощущаться грузным и неповоротливым. Ну уж нет! Франц должен оставаться быстрым. Он должен быть легким и проворным. Должен защищать любой ценой своих друзей.

Он должен снова выпить кровь.

«Ешь, пока пища сама в рот лезет!» – вспомнил он напутствие Душицы и, не дожидаясь, когда Ральф выстрелит в него еще раз, очутился сзади, схватился за его напомаженные лосьоном волосы, оттянул назад и вцепился зубами в шею.

Горячая медвежья кровь с таким же привкусом мускуса, каким был и его запах, ощущалась во рту слегка зернистой. Густая, как неразбавленный сироп, она потекла у него по горлу, заполняя все дыры в его теле и выталкивая из них свинец.

«Еще, еще, еще!»

Как Францу только могло казаться тогда в пещерах, что он сытый? Что крови Лоры хватит?

«Мало, мало, мало!»

Франц осознал, сколько способен выпить на самом деле, только когда отбросил от себя седьмое по счету медвежье тело. Оно, однако, не было последним. Стремясь отомстить за Ральфа, павшего вожака стаи, распластанного у него в ногах, оборотни принялись кидаться на Франца один за другим.

И всех он съел. Точнее, выпил.

Продолжал вгрызаться в глотки и вырывать артерии, даже когда ему пробили рукой грудную клетку и живот, когда снова начали стрелять, оторвали ногу, которая, однако, вмиг приросла обратно, стоило Францу выпить еще немного. Он перемещался быстрее, чем кто‐либо из них успевал повернуть к нему свою желтоглазую морду с навостренными ушами, и рвал на части до того, как успевали порвать его. Точно Франц сам превратился в медведя, пробудился от долгой спячки, неистово голодный – нет, изголодавшийся.

– Не поймал!