Самвэл

В это время мать Самвела, так же обхватив голову руками, тоже лежала на своем ложе, тоже погруженная в размышления.

Было уже совсем темно, когда Юсик вошел в опочивальню с зажженным светильником и разбудил молодого князя. — В чем дело? — протирая глаза, спросил Самвел.

— Какой-то простолюдин просит допустить его к князю, — ответил слуга.

Самвел сразу догадался, кто это.

— Веди сюда! Но чтобы никто не заметил.

Юсик поставил светильник и вышел. Самвел перешел в зал для приемов. Через несколько минут слуга вернулся, ведя за собой Малхаса. Одежда его была распахнута на могучей груди, сильные руки, тоже голые по локоть, сжимали длинное копье. Он неторопливо поклонился и оперся на свое оружие.

Юсик благоразумно исчез, полагая, что с глазу на глаз его господину будет удобнее говорить с этим человеком, разбойничий облик которого не внушал юному слуге особой симпатии.

— Ты бывал когда-нибудь в Рштунике, Малхас? — спросил Самвел, когда слуга ушел.

Что-то, похожее на улыбку, чуть тронуло крупные черты смелого лица.

— В горах Рштуника нет ни одного камушка, которого не знал бы Малхас.

— А на острове Ахтамар бывал?

— Не раз.

— Сколько времени тебе понадобятся, чтобы добраться туда? Крестьянин на минуту задумался.

— Сколько прикажешь, господин мой. Если дело спешное, обращу ночь в день и за двое суток доберусь.

— Дело спешное, — сказал Самвел, достал письмо, приготовленное утром, и передал Малхасу.

— Это письмо как можно скорее доставь князю Гарегину, владетелю Рштуника.

Малхас принял письмо из рук Самвела и бережно спрятал в складках головной повязки.

— Других приказаний не будет?

— Нет. Счастливого пути.

Гонец склонился в поклоне и вышел.

За дверью его поджидал Юсик и вывел чужака из крепости так же незаметно, как и привел.

Этот смелый, уверенный в себе человек был тот самый поселянин, которого Самвел встретил днем раньше, когда ездил в Ашти-шатский монастырь. Письмо он должен был доставить князю Гарегину Рштуни, дочь которого, Ашхен, была предметом обожания и сладостных мечтаний Самвела и ненависти его матери.

XIV НОВЫЕ ВЕСТИ

Когда гонец был отправлен, Самвел сказал своему верному Юсику.

— Сегодня ночью мне надо побывать у князя Мушега. Пусти в дело всю свою ловкость, осмотри все переходы — меня никто не должен видеть.

— Приказ моего князя будет исполнен, — уверенно ответил юный слуга и вышел. «Уж и так все устрою — сам черт ничего не пронюхает», — подумал он.

Самвел остался в своей комнате один.

Никогда еще он не был в таком восторге и упоении, никогда его чувства не были так пылки, как в эту ночь. В письмо, которое ушло с гонцом, он вложил все сердце, все мысли, всю нежность своей души, и сейчас одна только его бренная земная оболочка бродила по этой пустой комнате, которая своей роскошью словно душила его.

Мыслями юноша уносился туда, к исполинским горным высям, где до скалистых вершин не осмеливаются долетать даже орлы, где вечнозеленые сосны даруют лобзания облакам, где серебряными дугами выгибаются и сверкают горные водопады, где лишь тигры, барсы и гиены нарушают вечную тишину дремучих лесов.

Там, в этом скалистом краю, царственный Артос, словно величавый патриарх, возносит свою седовласую главу над окрестными вершинами. Там, в этом чудесном краю, заветная гора Индзак отражает свои окаменевшие волны в прозрачном зеркале Ванского озера. Там горец, все еще в своем первобытном одеянии из звериных шкур, прыгает со скалы на скалу, преследуя с копьем в руках быстроногую лань.

Там, в трепетных объятиях озерных вод, покоится дорогой его сердцу остров — неприступный Ахтамар, а в мирном безмолвном уединении этого острова царит, словно морская богиня, его прекрасная возлюбленная.

«О дорогая Ашхен! — воскликнул он в порыве восторга. — Я твой, твой навеки... тебе принадлежат все силы моей души, все мое сердце... Жестокость бессердечных родителей, безжалостные преграды, которые воздвигает жизнь на нашем пути — ничто не в силах отнять у тебя то, что я со всем пылом любви отдал тебе. Ничто не в силах затмить тебя в моих глазах — ни слава, ни величие, ни царский венец. Ты для меня — вся жизнь, о дорогая Ашхен, в тебе обретаю я душевный покой, в тебе обретаю утешение в своих горестях; при твоем имени исчезают все заботы, все тревоги, и яркое солнце радости загорается в моей душе. Когда скорбная безысходность овладевает мною, когда надвигается беда и силы мои слабеют — ты вдохновляешь меня, ты вселяешь божественное воодушевление, ты воскрешаешь угасшее рвение и утраченную веру. И в этот грозный час, когда родина охвачена тревогой, когда гибель грозит всем святыням, всем основам бытия, когда беспощадный враг занес меч над нашими головами — в этот роковой миг твоя любовь, прекрасная Ашхен, словно ангел-хранитель, возжигает в моей груди пламя самопожертвования, ведет меня навстречу опасностям... битвам... кровопролитию... Буря пронесется, утихнут звуки битвы, наступит день счастья, и в награду за свой ратный труд воин вкусит блаженство и покой в объятьях своей любимой»...