Санкт-Петербургская быль

Где же, где тот кучер? Книжка же его крамольная! По виду – сказка, а говорится в ней про крестьянское малоземелье, про тяготы да подати, которыми задавлен мужик. В градоначальстве такие книжки, отобранные у разных лиц, держали под замком в особом шкафу. Чтение народу таких книжек считалось «пропагандой», а за это по закону давалось от пяти до десяти лет каторги.

– Кто он такой был? Чей? – требовал ответа Курнеев.

– Бес его знает! – отвечали люди. – Господский кучер чей-то. Книжку, говорит, барин дал.

Курнеев как был, в расстегнутом мундире и без шапки, кинулся на улицу, и вслед ему послышался смех. То повар сказал под стук закрывшейся двери людской:

– Коси малину, руби смородину!..

Сколько ни искал Курнеев того кучера, не нашел. Обежал майор и Гороховую, и Адмиралтейскую – все напрасно. Экипажей – прорва, кучеров возле них тоже немало, а поди узнай владельца крамольной книжки среди этой кучи бородатых и безбородых людей. Да и темно было: возле градоначальства тоже не шибко много фонарей горело. И вернулся Курнеев обратно ни с чем. На всякий случай он тихонько подкрался к двери людской, прислушался к идущему там разговору, и ему вдруг явственно послышалось названное кем-то за дверью имя Боголюбова. В первое мгновение майор обмер, а придя в себя, рванул дверь и влетел в людскую с криком:

– Какой Боголюбов? Что? Кто таков-с?

– Я говорю, может, то он был? – отозвался старик сторож, вставая с лавки.

– Кто он? Говори сейчас же!

– Слух такой, байка есть, – продолжал шамкать сторож. – Будто бы Боголюбов, которого, стало быть, в тюрьме посекли, по ночам все вокруг нашего градоначальства ходит. Да… От него ни крестом, ни пестом не отделаешься. Не отмолишься, не отплюнешься, не отлаешься. Вот, говорю, может, то он и был.

– Кто? – выпучил глаза майор. – Кучер тот?

– Ну да. Оборотнем стал и народ смущает.

– Верно, верно, – раздались голоса в людской. – Мало чего не бывает? Сам видишь: ейн, цвей, дрей, в момент испарился. Мы и сами, почитай, в себя не придем.

– Врете все! – бесновался Курнеев, но уже начинал колебаться.

Может, вправду являлся сюда оборотень. А тут еще беда случилась: впопыхах майор где-то выронил из кармана ту крамольную книжицу. И где ее теперь искать, он и сам не знал. Какая-то чертовщина, право! Вроде тех красных колпаков, которые ему померещились недавно на кладбище.

Руки и ноги дрожали у майора, и он был до неузнаваемости бледен, когда, поднявшись наверх, подошел к Трепову и рассказал о случившемся в людской.

– У меня прием, гостей полно, а ты бог с чем лезешь! – рассердился Трепов на своего телохранителя. – Да ты, брат, просто пьян! Нарезался, как сапожник!

– Ей-богу, ваше превосх…

– Пошел! Спать поди, дурак! Еще Боголюбова сюда приплел. За тыщу верст отсюда твой Боголюбов! За тремя решетками! Как он мог вдруг кучером сюда представиться? Ерунда!

Курнеев уже не знал, что говорить, и только лепетал :

– Так я же… Ваше высокопревосх… Ей-ей! Сам в руках ее держал.

– Кого ее?

– Книжицу ту. Запретную…

– Тебе померещилось, любезный…

И градоначальник отошел от Курнеева, на ходу еще продолжая отмахиваться от него руками.

Он и сам был «подшофе», то есть изрядно под хмельком.

2

Тот, за кем тщетно гонялся в этот вечер Курнеев, вовсе не был оборотнем, а человеком во плоти, и всякий, кто знал Михаила Фроленко, без труда различил бы в кучере знакомые черты. Южанин происходил из простой бедной семьи и сам был прост с виду. Так что ему ничего не стоило выдать себя за кучера, тем более па нем и полушубок был кучерской.

Пользуясь темнотой, он легко ускользнул от пытавшегося его настигнуть майора. Пробежал два дома и юркнул в ворота третьего – на той же Гороховой. Единым махом взлетел по скрипучей захламленной лестнице на четвертый этаж и постучал в обшарпанную, обитую войлоком дверь.

В убого обставленной большой комнате сидели при свече трое. На столе дымил самовар.

– А, привет! Ну, с чем прибыл, дружище?

Такими словами встретили Фроленко сидевшие здесь люди. Тут же скажем, что это были тоже члены южнорусского кружка бунтарей. Как видим, в Петербурге их сейчас собралось немало. Постоянным местом деятельности кружка были разные города Украины.

– Со щитом я, со щитом! – с порога объявил Фроленко. – Правда, чуть не попался, да милостив бог, говорят.

Обстоятельства торопят нас, мы накануне новых важных событий, и хотелось бы поскорее перейти к ним.

Поэтому расскажем лишь вкратце о разговоре, который вели в этот вечер соратники-бунтари. Первым, что заслуживало внимание, было следующее.

– Сюда приходили Вера и Маша, – сообщили Михаилу его приятели. – Ты ничего им не говорил о нашем деле? Как раз этим только и интересовались, спрашивали.

– Нет, – отвечал Фроленко. – Мы условились не вводить их в курс дела, и я, конечно, ничего им не говорил. А они, признаться, уже не раз пытались меня атаковать.

– Дело не женское…

– Вот именно. Обойдемся без них…