Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Изредка помогали знакомые, иногда удавалось немного заработать или просто найти что-нибудь в помойке. А еще страх: чуть ли не ежедневные бомбардировки, жесточайший режим, установленный оккупантами, облавы и т.п. Выбитые во время бомбардировки окна были забиты досками, одна стена отошла, а потом была подперта бревном. Топить печь было нечем.

Зимой 1942 г. случился пожар. Я, как обычно, лежал дома, укрывшись оставшимся тряпьем, а мама ушла добывать еду. Соседи случайно обнаружили и вытащили меня из горящего дома. Нас приютили довоенные знакомые, собрали кое-какую одежду.

А вскоре мама заболела сыпным тифом. Ее увезли, а потом сообщили мне, что она умерла. Я не мог больше оставаться у этих добрых, но тоже голодающих пожилых людей. Ушел и стал «бомжом», как теперь говорят. Вместе с несколькими такими же ребятами отчаянно боролся за выживание. Попал в облаву и был отправлен в приют. Здесь плохо, но кормили, и была крыша над головой. Однако нещадно секли за любую провинность. А еще учили белорусскому языку по букварю (был такой издан), в основу которого была положена латиница — польский алфавит.

После одной суровой порки сбежал. С трудом разыскал свою тетю, которая жила в деревне. Чуть легче стало. Потом дошел слух, что мама выжила и ищет меня. Вернулся в город, разыскал ее. Жили на крохотной кое-как утепленной веранде. Иногда удавалось немного подработать, но в основном все тот же голод, холод, болезни и страх.

В конце 1943 г. вместе с другими людьми немцы вывезли нас в какую-то деревню, потом — в другую, а в начале 1944 г. мы оказались в концлагере в городе Гдыня (Польша). Пробыли там недолго. Помню сквозь проволоку из лагеря были видны вдалеке большие корабли, но моря я так и не увидел. Вообще, этот период вспоминается как в тумане: из-за пережитых невзгод, а также контузии, полученной еще в Витебске во время бомбежки, у меня были сильные головные боли, снять которые не удавалось. А обратиться за помощью было опасно, так как это грозило уничтожением.

Из Гдыни нас отправили в концлагерь в польский город Торунь. Лагерь большой, бараки были новые (доски чуть потемнели). Помню, как мы, дети, конопатили и заклеивали окна в бараке. Потом в барак был пущен газ для уничтожения насекомых, а мы провели какое-то время под открытым небом. Нас тоже «обработали».

Однажды вместе с несколькими узниками нас отправили работать на ферму. Но, вероятно, это было сделано незаконно, ибо недели через две приехала полиция, и после скандала с хозяином, нас водворили опять в тот же лагерь.

Я не описываю здесь условия жизни в лагерях, они везде были одинаковые: голодное существование с миской похлебки из брюквы, теснота на нарах и в бараках, болезни, тяжелый труд: жесткий режим и наказания.

Весной или в начале лета 1944 г. нас с большой группой отправили в Германию, город Вупперталь. Были ли строения в лагере — не помню, но нас поместили среди развалин домов. Кому-то повезло устроиться в подвалах разрушенных домов или под прикрытием остатков стен, мы же сами строили себе шалаши впритык один к другому из подручного материала, который удалось найти в развалинах. В это «жилище» можно было вползти и лежать. Помню, шли дожди. Под настилом шалаша постоянно журчала вода, одежду просушить было негде. Работали на расчистке развалин.

Летом 1944 г. в составе большой партии узников нас привезли в город Веймар (Тюрингия) на распределительный пункт. Не знаю, как он назывался официально, но это был, в сущности, невольничий рынок. Расположен был в центральной части города во дворе между жилыми домами. В одном из домов на первом этаже было большое помещение с двухэтажными нарами и голыми досками. Туда нас загоняли только на ночь, а весь день мы проводили во дворе, так как в помещении было невыносимое количество блох. Здесь же нас, как лошадей, осматривали и отбирали многочисленные покупатели.

Мы попали к бауэру в деревню Ольберслебен, примерно километрах в 15—18 от Веймара.

Семья состояла из хозяина, его жены и двух сыновей (младший — моего возраста). Кроме нас было еще двое русских: пожилая женщина и военнопленный. Жили на чердаке сарая. Занимались полевыми и хозяйственными работами от темна до темна. В мои обязанности входило ухаживать за свиньями. Боялся я этих злых огромных зверей и... старшего хозяйского сына. Кормили так, что всегда не хватало. Но тут немного «выручали» свиньи: «делились» кое-чем из своего рациона.

Через некоторое время мы оба с матерью заболели. Хозяин отвел нас и ту женщину на распределительный пункт, на этот раз мы пробыли здесь довольно долго: никто не хотел таких хилых брать. Это для нас могло плохо кончиться (Бухенвальд рядом). Но нам повезло: «купцы» взяли большую партию «товара», в которой мы и затерялись.