Привезли нас в имение барона в деревню Денштедт, приблизительно в пяти километрах от Веймара. Здесь работало много людей разных национальностей из разных стран. Работать заставляли много, а кормили плохо. Из-за конфликта с управляющим нескольких человек (в том числе нас) увезли и поместили на огороженную колючей проволокой площадку без строений, где было еще много невольников. Но уничтожить не успели, так как буквально через день, шел 1945 год, нас освободили американские войска.
Мы вернулись в Денштедт и еще пробыли там какое-то время. Мама болела. Когда в Веймаре был организован лагерь для репатриантов, в котором распоряжались советские офицеры, мы отправились туда. Здесь начали понемногу откармливать, проводили собеседования, проверку, а затем отправили на Родину. Ехали долго. В пути нас пересаживали из эшелона в эшелон, сортировали.
Наконец, 1 августа 1945 г. прибыли в Витебск. Здесь уже находился отец, вернувшийся из эвакуации, первые послевоенные годы в полностью разрушенном городе были трудности, но мы были счастливы: выжили и были дома.
В найденных архивных документах содержатся далеко не все данные о нашем пребывании в неволе. Я попытался лишь вкратце изложить то, что сохранилось в памяти. Многое могла бы дополнить и уточнить мама, но она умерла до того, как оказались востребованными воспоминания о том страшном времени. Не описываю здесь многие драматические события, очевидцем и участником которых был, иначе это вылилось бы в очень большой объем.
В дальнейшем, поскольку я работал на режимных предприятиях, часто приходилось писать и отвечать на вопросы о пребывании в неволе. Я никогда ни о чем не умалчивал. Правда, был «невыездным». Такое было время!
Послевоенная жизнь сложилась вполне благополучно. Окончил 7 классов, техникум, отслужил три года в армии, окончил институт, женился. У меня была очень интересная работа, прекрасная семья. В 1961 — 1978 гг. жил с семьей в Омске, с 1973 г. — в Калуге. В 1991 г. вышел на пенсию. Инвалид второй группы.
С 1992 г. принимаю активное участие в движении бывших малолетних узников фашистских концлагерей.
Осколок в печени носила 42 года
Морякова
(Архипова) Нина НиколаевнаВоспоминания о днях плена со слов моей матери, Архиповой Прасковьи Никитичны 1913 года рождения, ушедшей из жизни 28 декабря 1990 года.
В октябре 1941 г. в наше село Мойлово Хвастовичского района Орловской области вошли немцы. Проехали на технике, прошли село, сожгли несколько домов, расстреляли нескольких жителей...
Самое страшное было в январе 1942 г.: сплошь горело, убивали, сжигали заживо, бросали в колодцы на штыках детей. Вместе с соседями и родственниками мы находились в подвале. К нам ворвались немцы, дали команду всем выйти, осмотрели всех, а были здесь женщины, дети и один старик. Нас толкнули в подвал, все попадали, давя друг друга. В подвал спустился немец, отстегнул гранату и плотно за собой закрыл дверь. Результат взрыва: убито несколько человек и все оставшиеся в живых получили ранения и контузии.
Мою мать ранило в ногу, в возрасте трех лет и шести месяцев я получила осколочное ранение. Осколок в два сантиметра находился в области печени 42 года, который умелые руки хирургов извлекли в 1983 году.
Мы были разуты, раздеты, все наше хозяйство с домом сгорело. Нас в тяжелейшем состоянии, с наступлением темноты вынесли жители села в оставшуюся хату, где можно было только стоять, вот сколько было здесь людей.
Через несколько дней нас немец погнал из села, не знали мы, куда нас гонят, кто не мог идти — пристреливали. Часть нашей большой семьи оказалась в этой колонне: моя бабушка, Трусова Анна Даниловна 1891 г.р., моя тетя, Трусова (Горох) Александра Никитична 1930 г.р., моя мать Архипова (Трусова) Прасковья Никитична 1913 г.р., моя сестра Архипова Валентина Николаевна 1943 г.р.
Мою раненую мать и меня вывезла на санках бабушка. В эти страшные январские дни 1942 года наша семья была растеряна, и до 1944 года не знали две матери о потерянных детях: двух детях бабушки и сыне моей матери.
Под прицелом автоматов и под лай собак у нас, голодных, после тяжелых ранений, полуразутых и полураздетых, начался наш плен. Никто не знал, почему нас перегоняли из деревни в деревню по Хвастовичскому району, содержали в сараях, в холодных полуразбитых домах, на совсем открытых площадках, выгоняли на массовые казни партизан и их семей. Я назову одну фамилию партизанской семьи (они родом из Хвастовичей) — Короткины. Их казнили через повешение и расстрел, после страшных пыток.