Поезд въезжает на станцию. Двери открываются. Люди выходят наружу. И только когда двери закрываются, я понимаю, что вошла в вагон.
Эвелин доверяет мне свою историю.
Эвелин доверяет мне свою смерть.
И в глубине души я знаю, что остановить ее было бы предательством.
Независимо от моих чувств к ней, я знаю, что она в здравом уме. Я знаю, что с ней все в порядке. Я знаю, что она имеет право умереть так, как жила, полностью на своих собственных условиях, не оставляя ничего на волю судьбы или случая, сохраняя власть над всем этим в собственных руках.
Я хватаюсь за холодную металлическую стойку. Меня качает и трясет. Пересаживаюсь на другой поезд. И только оказавшись у выхода для прибывающих и увидев машущую рукой маму, понимаю, что целый час пребывала почти в оцепенении.
Слишком много всего.
Мой отец, Дэвид, книга, Эвелин.
Мама уже близко, и я обнимаю ее, прижимаюсь лицом к плечу и плачу.
Слезы, что льются из меня, собирались годами. Чувство такое, будто какая-то прежняя версия меня прорывается наружу, прощается и уходит, освобождая место для меня новой. Той, которая сильнее, циничнее к людям и оптимистичнее в отношении моего места в мире.
– Ох, милая. – Мама сбрасывает с плеча сумку, не обращая внимания, куда та упадет, не обращая внимания на людей, которым приходится обходить нас. Она крепко обнимает меня обеими руками, гладит по спине.
Я плачу, и мне не стыдно. Плачу и не спешу объясняться. С хорошей матерью не надо ни стесняться слез, ни объясняться. Хорошая мать все поймет и сделает все сама. А моя мать всегда была хорошей, замечательной.
Я наконец отстраняюсь. Вытираю глаза. Слева и справа мимо нас проходят люди, бизнес-леди с кейсами, семьи с рюкзаками. Некоторые пялятся на нас. Но к этому я привыкла. Даже в таком плавильном котле, как Нью-Йорк, немало тех, кого удивляет, что мать и дочь могут выглядеть так, как мы.
– В чем дело, дорогая? – спрашивает мама.
– Даже не знаю, с чего начать, – говорю я.
Она берет меня за руку.
– Я, пожалуй, откажусь от попыток доказать тебе, что понимаю систему метро, и мы просто возьмем такси. Что скажешь?
Я смеюсь и киваю, вытирая уголки глаз.
К тому времени, когда мы располагаемся наконец на заднем сиденье такси, и на консоли снова бегут фрагменты утренних новостей, я уже беру себя в руки и дышу легко и свободно.
– Рассказывай, – говорит мама. – Что произошло?
Рассказать все, что знаю?
Мы всегда верили – и это мучило и угнетало нас, – что мой отец умер за рулем пьяным. Должна ли я сказать, что это неправда? Должна ли обменять одно прегрешение на другое? Должна ли сказать, что у него был роман с мужчиной?
– Мы с Дэвидом официально разводимся, – говорю я.
– Мне так жаль, милая. Знаю, это должно было быть тяжело.
Я не могу обременять ее тем, в чем подозреваю Эвелин. Просто не могу.
– И я скучаю по папе. Ты скучаешь по папе?
– Господи. Каждый день.
– Он был хорошим мужем?
Она как будто застигнута врасплох.
– Да, он был отличным мужем. Почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Наверное, я только что поняла, что не очень много знаю о ваших отношениях. Каким он был? С тобой?
Она улыбается, как будто пытается остановить себя, но просто не может.
– О, он был такой романтик. Каждый год третьего мая покупал мне шоколад.
– Я думала, ваша годовщина в сентябре.
– Да, в сентябре, – смеется мама. – Но он всегда, уж не знаю почему, баловал меня третьего мая. Говорил, что одних только официальных праздников недостаточно. Что нужно придумать какой-то только для меня.
– Действительно мило.
Наше такси выезжает на шоссе.
– И он писал прекрасные любовные письма. По-настоящему прелестные. Со стихами о том, какой красивой он меня считает, что было глупо, потому что я никогда не была красивой.
– Конечно, была, – возражаю я.
– Нет, – как ни в чем не бывало говорит она и качает головой. – Не была. Но, боже, с ним я чувствовала себя мисс Америкой!
Я смеюсь.
– Похоже, довольно страстный брак.
Мама молчит. Потом похлопывает меня по руке и говорит:
– Нет. Я бы так не сказала. Мы просто очень нравились друг другу. У меня было такое чувство, словно, встретив его, я встретила свою вторую половинку. Кого-то, кто понимал меня, с кем я чувствовала себя в безопасности. На самом деле никакой страсти не было. Не было желания сорвать друг с друга одежду. Мы просто знали, что сможем быть счастливы вместе. Мы знали, что сможем вырастить ребенка. Мы также знали, что это будет нелегко и что нашим родителям это не понравится. Но во многих отношениях это только сблизило нас. Мы против всего мира, как-то так.
Знаю, сейчас это непопулярно. В наши дни все ищут какой-нибудь сексуальный брак. Но я была по-настоящему счастлива с твоим отцом. Мне нравилось, что он заботится обо мне и что я забочусь о нем. Нравилось, что есть кто-то, с кем можно проводить время. Я всегда находила его таким очаровательным. Все его мнения, его талант. Мы могли говорить практически о чем угодно. Часами напролет. Мы часто засиживались допоздна, даже когда ты была маленькой, и просто разговаривали. Он был моим лучшим другом.
– Так вот почему ты так и не вышла замуж во второй раз?
Мама обдумывает вопрос.