Нет людей полностью хороших или полностью плохих. Я, конечно, это знаю. Я постигла это в юном возрасте. Но иногда эту истину так легко забыть. Забыть, что она применима ко всем.
Пока вы не сядете перед женщиной, которая положила вашего мертвого отца на водительское сиденье автомобиля, чтобы спасти репутацию своего лучшего друга, и не поймете, что она хранила письмо почти три десятилетия, чтобы однажды вы узнали, как сильно вас любили.
Она могла бы отдать мне письмо раньше. Она также могла бы выбросить его. Эвелин Хьюго не сделала ни того ни другого.
Я сажусь, закрываю глаза руками, тру их, надеясь, что если буду тереть достаточно сильно, то, может быть, смогу пробиться в другую реальность.
Но когда я открываю их, все остается прежним. И у меня нет другого выбора, кроме как смириться с этим.
– Когда я могу выпустить книгу?
– Я пробуду здесь недолго. – Эвелин садится на табурет.
– Хватит уже недосказанностей. Когда я смогу выпустить книгу?
Эвелин начинает рассеянно складывать салфетку, оставшуюся на столешнице. Потом смотрит на меня.
– Ни для кого не секрет, что ген рака молочной железы может передаваться по наследству. Хотя, если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость, мать умерла бы раньше дочери.
Я смотрю на тонкие черты лица Эвелин. Смотрю на уголки ее губ, уголки ее глаз, направление ее бровей. Почти никаких эмоций. Ее лицо остается таким же невозмутимым, как если бы она читала мне газету.
– У вас рак молочной железы?
Она кивает.
– Как далеко продвинулась болезнь?
– Достаточно далеко, чтобы поторопиться и закончить это дело.
Она смотрит на меня, и я отвожу глаза. Не знаю почему. Не от злости. От стыда. Я чувствую себя виноватой и глупой. Многое во мне не принимает Эвелин, и очень малое сочувствует ей.
– Я видела, как моя дочь прошла через это, – продолжает Эвелин. – Я знаю, что меня ждет впереди. Мне важно привести свои дела в порядок. В дополнение к завершению последней копии моего завещания и распоряжений относительно Грейс я передала свои самые ценные платья аукционному дому «Кристис». И это… это последнее. Письмо. Книга. Ты…
– Я ухожу. Не могу больше.
Эвелин начинает говорить что-то, и я останавливаю ее.
– Нет. Не хочу ничего больше от вас слышать. Не говорите больше ни слова, черт возьми. Ладно?
Но она все же что-то говорит, и, сказать откровенно, я не удивлена.
– Просто собиралась сказать, что понимаю тебя и что мы увидимся завтра.
– Завтра? – Я только теперь вспоминаю, что мы еще не закончили.
– Завтра фотосессия.
– Не уверена, что смогу вернуться.
– Что ж, – говорит Эвелин, – я очень на это надеюсь.
Придя домой, по привычке бросаю сумочку на диван. Я устала, я зла, и глаза сухие, будто их отжали, как выстиранное белье.
Сажусь, не потрудившись снять пальто и туфли. Отвечаю на мамин имейл с информацией о ее завтрашнем рейсе. Поднимаю ноги и кладу их на столик. Точнее, на лежащее на нем письмо.
И только тогда до меня доходит, что в квартире появился кофейный столик.
Его вернул Дэвид. А на столике конверт с моим именем и адресом.
Я кладу письмо на стол. Снова поднимаю ноги. С трудом вылезаю из пальто. Сбрасываю туфли. Откидываю голову назад. Дышу.
Не думаю, что расторгла бы свой брак без Эвелин Хьюго.
Не думаю, что смогла бы противостоять Фрэнки без Эвелин Хьюго.
Не думаю, что у меня появился бы шанс написать стопроцентный бестселлер без Эвелин Хьюго.
Не думаю, что поняла бы истинную глубину преданности мне моего отца без Эвелин Хьюго.
Поэтому я думаю, что Эвелин ошибается только в одном.
Моя ненависть не так проста.
Добравшись утром до квартиры Эвелин, я обнаруживаю, что не могу вспомнить, когда вообще приняла решение прийти.
Я просто проснулась и в какой-то момент поймала себя на том, что выхожу из дома. А свернув за угол по дороге от метро, поняла, что ни в коем случае не могла бы не прийти.
Я не могу и не стану делать ничего, что скомпрометировало бы мое положение в «Виван». Я не для того боролась за должность колумниста, чтобы взбрыкнуть в последнюю минуту.
Прихожу в ровно назначенное время, но почему-то оказываюсь последней. Дверь открывает Грейс, и вид у нее такой, словно она пережила ураган. Волосы растрепались и выбиваются из хвоста, а улыбку на лице она старается удержать из последних сил.