Семь незнакомых слов

— Вообще-то мне моё имя не очень нравится, — призналась она. — Папа хотел назвать меня Клеопатрой — в честь своей тёти, которая его вырастила. Но мама и бабушка не позволили. Сказали, сейчас у этого имени — фривольный оттенок. Ну вы понимаете — царица Клеопатра и всё такое. А зря, я считаю. Ошибка с их стороны. Клеопатра мне куда больше подходит: видите, у меня разрез глаз немного восточный? И кожа — с оливковым оттенком, видите (она вытянула руку)? И вообще — это имя больше соответствует моему мироощущению. Жаль, теперь уже не поменяешь. Зато теперь мы с бабушкой две Клавы, старшая и младшая. А друзья называют меня Клёва — от слова «клёво», потому что я — очень клёвая. Ещё меня в детстве мальчишки в музыкалке дразнили — Клавесин, и я их колотила нотной папкой. Если попробуете назвать меня Клавесином или там Клавиатурой, вам не поздоровится — заранее предупреждаю… Меня зовут Клавдия — вы это поняли?

— Понял, — кивнул я. — Очень приятно. Видите ли, Клавдия…

— Постойте, вы меня с мысли сбили. О чём я говорила до этого? До Клавдии? И до стакана?

— О том, что я хочу улизнуть, — напомнил я. — Почему бы вам не…

— Ага, благодарю, — кивнула она. — Знаете, меня это даже возмущает. Вас приютили, когда вы пытались переночевать на уличной скамейке, уложили на самое почётное место в доме, пледом укрыли, я лично укрывала, а наутро вы хотите потихоньку сбежать — ни здрасьте, ни прощай. Это нормально, по-вашему?

— Нет, — признал я. — Я очень признателен вам… и вашей бабушке… но мне…

— Что-то не видно вашей признательности. Вчера вы не такой были. Истории рассказывали, стихи читали… поэта Васи — как вы утверждали, гениального… Мы ничего толком не поняли, вы же перескакивали с одного на другое, да ещё иногда на французский переходили… Но вы страшно нас заинтриговали. Мы же — женщины! Мы очень любопытные! Вы думаете, нам часто встречаются люди, которые вступают в свободную дискуссию с памятной доской? Да ещё нашей фамильной? Да ещё размахивая руками, как мельница? Скажу по секрету: вы — пионер этого жанра. Этим и интересны. Лично меня вы очень интересуете с научной точки зрения, — она снова издала смешок. — Я полжизни провела в исследовательских институтах, и у меня просто руки чешутся вас изучить. То есть не руки, — сказала она, немного подумав, — а мозги. Вам знакомо такое чувство — мозги чешутся?

У меня чесался язык ответить ей чем-нибудь хлёстким, и руки — влепить щелбан. Но тут меня осенила идея, которая показалась спасительной.

— Придумал!

— Что? — тут же заинтересовалась Клавдия. — Выкладывайте!

— Давайте я отвечу ещё на два вопроса, и вы откроете дверь?

— Почему на два? — озадачилась она.

— Обычно бывает три, — пояснил я, — но на один я уже ответил — про клепсидру.

— Обычно — это как? — полюбопытствовала она. — Каждое воскресенье? Похоже, бабушка права: вы — странствующий рыцарь. Для вас отвечать на три вопроса какого-нибудь сфинкса — обычное дело…

— Не для меня, — начал растолковывать я, — а в сказках, мифах и так далее, понимаете?

— Понимаю, — кивнула она, — но не всё. Мне-то это зачем?

— Как «зачем»?.. — загорячился я. — Вам это… незачем. Вы просто даёте мне шанс.

— Хм.

— Нет, не шанс, — снова загорелся я, — это игра! Я предлагаю вам сыграть в игру! Понимаете?

— Интересно, — признала она, — интересно… Что в этой игре можете выиграть вы — понятно. А что могу выиграть я?

— Ну как что? Победу, — пояснил я не очень уверенно. — Вы победите, а я проиграю.

— Гениально.

— Ладно, — признал я, — пусть так. Я не знаю, что вы можете выиграть. Но неужели вам не хочется сыграть?

Она секунду подумала.

— Хочется. Конечно, ваша игра нечестная, но была-ни-была!.. Вы так и будете подпирать косяк?

— Нет, — решительно сказал я и выпрямился. — Если не возражаете, я только отлучусь, сполосну лицо, и начнём, хорошо?

Она величественно кивнула:

— Можете взять новую зубную щётку — всё равно вы у нас в неоплатном долгу… Знаете, как отличить новую от старой? Новая — в упаковке…

В ванной я с полминуты разглядывал себя в большое овальное зеркало. Никогда собственное лицо не казалось таким непривлекательным — опухшим и вообще несимпатичным. Хорошо, что эти люди, обе Клавдии, не знают, кто я такой. Даже если мне не удастся улизнуть отсюда до пробуждения дочери академика Вагантова, и ей захочется узнать биографические подробности залётного забулдыги, мне совсем необязательно называть своё имя — вполне можно обойтись и вымышленным. Но лучше, конечно, улизнуть.

Когда я вернулся на кухню, Клавдия готовила сразу на трёх конфорках — жарила гренки, варила сосиски и овсяную кашу. Не оборачиваясь от плиты, она махнула мне рукой, предлагая проходить. Я старался изображать бодрость и азарт.

— Начнём? — я призывно помахал, прихваченным в ванной, сборником сканвордов.

— Начнё-ём, — нараспев произнесла она, переворачивая гренок. — Алфавитик, признавайтесь, откуда вам известно слово «клепсидра»? Моё самолюбие задето: вы — знаете, а я — нет. Сколько вам было лет, когда вы узнали про клепсидру? Примерно?

— Это и есть ваш вопрос?

Не оборачиваясь, она неопределённо вскинула плечи: