Клавдия-младшая тут же разочарованно констатировала: значит, вчера я их обманывал и, если так дальше пойдёт, то может выясниться, что и отчество у меня не Миллионович, а какой-нибудь Петрович или Михалыч. И это была всего лишь передышка. Профессор Вагантова произнесла: «Ну что ж, вы, Всеволод…» и начала отчитывать меня за пьянство — говорить, что мои родители отправили меня в Москву учиться, а я напиваюсь до потери памяти, и, если бы вчера меня увидела моя мама, она бы точно схватилась за сердце.
Я непритворно вздохнул и старался не поднимать взгляд. Помимо всего, из нотации следовало: обе Клавдии в курсе, что я — приезжий. Значит, я об этом вчера успел проболтаться. И неизвестно, о чём они ещё в курсе. От этой мысли стало ещё неуютнее.
К счастью, выволочка длилась недолго. Покачав напоследок седыми кудряшками, Клавдия Алексеевна пригласила к завтраку. Я сказал, что, ну, совершенно не голоден, и это было чистой правдой. Но несносная девчонка даже слушать не стала: по её словам, я всё ещё не понял, куда попал, хотя мог бы уже и догадаться. А попал я в дом, где чтят и поддерживают традиции старого московского гостеприимства и хлебосольства, и поскольку настоящих москвичей сейчас ещё поискать, то мне следует не упрямиться, а наслаждаться изысканным обществом.
— Кому я столько наготовила? Думаете, мы столько едим? Специально для вас! Бабушка ещё вчера сказала: надо будет его, то есть, вас, утром хорошо накормить. Бабуль, правда ты так сказала? И кстати: вы же мне проиграли — забыли уже? Так что сдавайтесь на милость победителя и приятного аппетита!
Завтракали в столовой — той самой проходной комнате межу коридором и кухней. Меня посадили в вершине овального стола, женщины разместились по бокам. Помимо каши, сосисок и гренок завтрак включал творог со сметаной — я подцепил вилкой кусочек творога, отправил его в рот и с трудом проглотил.
— Вы ведь у нас учитесь, в МГУ? — учтивым тоном поинтересовалась Клавдия-старшая. — Или в педагогическом?
Я покачал головой и пробормотал: ни там, ни там.
— Как это «ни там, ни там»? — вмешалась Клавдия-младшая. — А где? В Москве филфаков вроде бы больше нет.
Я ответил, что учусь на юриста.
— Ну, нет! — не поверила она. — Алфавит, вы никудышный юрист!
— Клава! — бабушка посмотрела на неё с лёгким осуждением.
— Бабуль, я всего лишь хочу, чтобы Алфавит Миллионович не умер с голоду, — не смущаясь, объяснила внучка. — Его даже я за утро несколько раз обмишулила, а профессиональные юристы запросто… Постойте, Алфавит, — она снова обернулась ко мне. — Тут какая-то путаница: вчера вы проявили незаурядные филологические познания. Не проявили, а выказали, я имею в виду. На юридическом такому не учат! Только не говорите, что вчера у вас открывался третий глаз, и вы выходили в астрал!
Я вздохнул.
— Что нелегко сознаваться? — тут же догадалась Клавдия. — Всё-таки мы припёрли вас стенке! Выкладывайте, Алфавит, или как вас там…
— Клавочка, что за грубость? — дочь академика посмотрела на внучку с неодобрением и даже удивлением.
— Бабуля, это не грубость, — объяснила та, — это жанр: в кино сыщики всегда так говорят, когда разоблачают человека с двойным дном. Так что скажете, Сева?
«Сева» предпочитал молчать. А Клавдия-младшая продолжала наседать:
— Но если вы не с филфака, то, извиняюсь, что вы делали у нашей фамильной доски? Какое у вас право с ней разговаривать, если вы — юрист? Там же написано, что прадедушка внёс выдающийся вклад в развитие языкознания, а не юриспруденции. Вы просто мемориальные доски перепутали или как? Или что? И откуда тогда у вас такие познания о Фердинанде де Соссюре? А ещё вы что-то про падение редуцированных согласных говорили!
Я уклончиво ответил: лингвистика — моё хобби.
Это была ошибка.
— Хобби?! — вытаращила глаза она. — Лингвистика? Первый раз такое слышу! Бабуль, ты что-нибудь подобное встречала?
Клавдия-старшая тоже посмотрела на меня с любопытством и уточнила: в чём именно заключается моё хобби — в изучении диалектов или, например, истории языка?
— Я почему спрашиваю? — наставительно пояснила она. — Наука, уважаемый Всеволод, не терпит любительства. Наукой нужно заниматься всерьёз или не заниматься вовсе. А то, знаете, бывают случаи, когда люди, прочтя несколько книг по лингвистике, начинают выдвигать фантастические теории вроде того, что этруски — предки русских. И сами с ума сходят, и у учёных отнимают время на развенчание их лжетеорий. Я бы вас предостерегла от такого пути.
Я ответил, что мне просто интересно узнавать, как устроены разные языки, у меня нет претензий на сенсационные открытия. И да: предки русских хорошо известны — это славяне. Слово «славяне» ничуть не созвучно слову «этруски», и уже хотя бы поэтому ни о каком происхождении русских от этрусков не может быть и речи.
Клавдия-старшая удовлетворительно кивнула: её мой ответ полностью устроил. Но от младшей отцепиться было не так-то легко:
— А почему вы не пошли учиться на лингвиста? Вас родители заставили пойти на юридический?