Семь незнакомых слов

— Возможно. Наверное, нет. Это разминка. Я хочу убедиться, что вы, как следует, разогрелись. Так сколько?

Я немного помолчал.

— Семь.

— Сколько-сколько?! — её изумлённый взгляд прочертил дугу от сковороды ко мне, и ещё несколько секунд она разглядывала меня во все глаза. — Я вам не верю! Вы ничего не путаете? Может быть, семнадцать?

Я покачал головой.

— Но как? Откуда?

— Мне его подарили.

Не знаю, зачем я решил двинуться дорогой откровенности: соврать было б проще. Наверное, мне хотелось доказать, что надо мной можно не только смеяться.

— Подарили?! Как это? — Клавдия тряхнула головой, словно отгоняя морок. — Вы меня совсем запутали! Вам подарили клепсидру?

— Не саму клепсидру, а слово «клепсидра», — я рассказал про наш с отцом обычай с телеграммами.

Пока я говорил, Клавдия смотрела во все глаза и, кажется, даже забыла про жарящиеся гренки.

— Вы меня ошеломили, — выдохнула она, когда я объяснил, как обстояло дело. — Правда. Немногим, между прочим, удаётся. Единицам. Не могу понять: как это вашему отцу в голову пришло?

Я пожал плечами.

— Невероятно! А кто ваш отец по профессии?

— М-м… Телеграфист.

— А-а, тогда понятно, — протянула Клавдия и несколько раз задумчиво кивнула, — логично, всё сходится. И он, значит, дарил вам на день рождения телеграммы с незнакомыми словами? Как интересно! — она ещё какое-то время держала задумчивую паузу, гладя на сковороду, потом снова посмотрела на меня с любопытством: — У вас есть братья и сестры? Родные, я имею в виду?

— А что?

— Я подумала: вдруг у вас в семье много детей, и у родителей не всегда были деньги на настоящие подарки, и поэтому вам дарили слова?

Я несколько раз кивнул: да, примерно так всё и было.

— Получается, у вас даже настоящих игрушек не было? Бедный Алфавит! — в её голосе прозвучало почти искренне сочувствие, но в тоже время можно было не сомневаться, что всё это чистейший маскарад, и она ни секунды не верит в семью, где друг другу дарили исключительно слова. Хотя, возможно, чуть-чуть и верит. — Хотите, я подарю вам на день рождения большого плюшевого медведя? Или фотоаппарат? Или хотите — приходите к нам обедать? Например, по субботам? Нам с бабушкой это необременительно — мы богатые. Относительно, конечно. Хотите?

— Спасибо, — я неопределенное помотал головой. — Так что? Начнём?

Но Клавдия погрузилась в свои мысли, задрав голову и устремив задумчивый взгляд в потолок.

— Ну вот, — констатировала она, помолчав, — теперь мне перед вами неловко.

— Да ну? — я позволил себе лёгкую иронию.

— Можете не верить. Мне, и правда, стыдно. Зачем я над вами насмехалась? Могла бы и потерпеть, — она снова издала короткий смешок. — Мне вдруг захотелось вас, как следует, разозлить…

— Зачем? — удивился я.

— …чтобы вы меня возненавидели, — она испытующе посмотрела на меня.

Я кивнул, что можно было трактовать, как поощрение к дальнейшему рассказу.

— ...и незаметно для себя влюбились — до потери памяти...

— Изящный план, — признал я.

— …а потом приходили бы с видом побитого пса, выпрашивая мою благосклонность, а я бы продолжала над вами насмехаться в отместку за вашу ненависть. Но теперь мне стыдно, и я вам специально всё рассказываю, чтобы вы в меня уже не влюблялись. Видите, какая я благородная?

— Да уж, — согласился я. — А зачем вам насмехаться над побитыми собаками? Что за удовольствие?

— Вот и я о том же! — Клавдия быстро закивала. — Пока вы умывались, я над этим думала: почему я себя так веду, ведь обычно я не такая, я же — добрая? Издеваюсь над гостем, над человеком, который плохо себя чувствует — в чём дело? А потом поняла: дело не во мне, а в вас. Ответ на поверхности: это вы вызываете во мне такие чувства. Почему, спрашивается?

Я пожал плечами — мне меньше всего хотелось обсуждать, почему этой девчонке хотелось насмехаться надо мной. Но она ждала ответа.

— Наверное, всё дело в положении. Я попал в смешное положение, нёс околесицу, и вам теперь смешно.

— Ну-у, — разочарованно протянула Клавдия, — это на поверхности… Я про другое...

— И вам хочется отомстить мне, — добавил я, подумав ещё немного. — Вас задевает, что я тороплюсь вместо того, чтобы оценить, какая вы замечательная.

— Не годится, — отвергла она после паузы, — У вас как-то всё слишком просто получается. Нет глубины. Мне кажется, вы специально не понимаете, о чём я. То, что я возмущена вашим желанием улизнуть, это тоже на поверхности. Я сама об это говорила. Что-то тут не сходится.

— А что должно сходиться?

— Ну, например: в ваших объяснениях я какая-то получаюсь мстительная и капризная, не находите? А ведь мы уже установили, что я добрая и, как вы утверждаете, замечательная… Скажите, вы приросли к нашему косяку?

— Нет, — ответил я, выпрямляясь, — не прирос. — Я, действительно, не понимаю, какое объяснение вам требуется.