Семь незнакомых слов

— В моей голове — полно пустого места, — сказал я. — Хочу отвести отдельный зал под вашу портретную галерею. Но у меня мало образцов. Где я вас вижу? У института, по дороге домой, дома — и всё. Итого в наличии Клавдия Тверского бульвара, Клавдия Арбата, Клавдия Смоленской площади, домашняя Клавдия. Скудновато, согласитесь. Неплохо бы заполучить Клавдию Чистых прудов, Клавдию Кадашевской набережной, Клавдию Маросейки и так далее. Ну, вы понимаете.

Сообщница похвалила мой изысканный вкус и высокие устремления, скромно добавив, что её притязания не столь амбициозны: ей достаточно заполучить Колымажного Гения и Гения Огородной слободы.

Почти сразу нас потянуло с исхоженных магистральных направлений в дебри переулков и узких проходов, куда без причины люди обычно не забредают. На «Третьяковской», мы, не пропуская ни одного поворота, брели «змейкой» между Ордынкой, Пятницкой и Новокузнецкой, а, гуляя по Сретенке, в конечном итоге углублялись в путаные дворы у Цветного бульвара. Мест, где ещё не ступала нога моей девушки, оказалось больше, чем можно было ожидать. Меня это поражало: будь мы с Шумским и Зимилисом из Москвы, давно бы уже здесь всё исходили!

Я так и сказал Клаве и заодно деликатно поинтересовался: чем она занималась, когда всех честных старшеклассников, если им не чужд дух приключений и романтики, тянет бродяжничать по незнакомым улицам? Поди, балду гоняла в музеях, театрах, библиотеках, взращивая в себе пай-девочку?

Так и есть, кивнула она. Слоняться без дела — не её стиль. Хороший концерт, спектакль, лекция приносят куда больше впечатлений и пищи для ума, чем шастанье по подворотням. Она любит гулять по Москве, но у неё никогда не было цели заглянуть в каждый закоулок. Набережная Яузы, Бульварное кольцо, парки, наиболее знаковые места — вот её обычная программа. И, уж конечно, арбатские переулки она знает, как свои пять пальцев.

— А сейчас, — уточнил я, — мы шастаем по подворотням или как?

— Сейчас у нас Игра в шастанье по подворотням…

Из-за Москвы мы иногда слегка ссорились. При виде очередной типовой многоэтажки, лет двадцать назад втиснутой в историческую застройку, я с досадой заметил: понятно, что Москву строили по принципу «Молодца и сопли красят», но всему же есть предел! Клавдия была полностью согласна со мной по сути вопроса, но формулировка её обидела. Суховато кашлянув, она достала из кармана носовой платок и протянула его мне: «Вам он точно пригодится».

Когда нас занесло на Остоженку, мне вспомнилась славная эпопея с Петровичем. Везде, где бы мы ни гуляли, недвижимость по определению стоила ого-го — центр он и есть центр. Но здесь мне вдруг захотелось показать себя человеком, не лишённым практической хватки. Со знанием дела я сообщил спутнице: в этом районе страшно дорогие квартиры. И совсем не ожидал, что моя девушка не то вспылит, не то расстроится: её неприятно поразила моя, вырвавшаяся из-под спуда, меркантильность.

— Я гуляю с вами по любимому родному городу, а вы, оказывается, всё это время прицениваетесь и только и думаете, как бы мою Москву подороже продать!

— Подлец и негодяй, — подсказал я. — Гнать меня из Москвы на пушечный выстрел!

— Разве нет?

— М-м… Не совсем.

Так Клавдия узнала о звёздном часе моей риэлторской карьеры, имевшим место быть как раз в здешних в кварталах. Акцент в ностальгическом экскурсе делался не на приличном куше, который нам тогда удалось заработать, а на высококвалифицированной юридической помощи коренному москвичу Петровичу, который без нас мог лишиться наследного имущества. Для убедительности — вот уж не думал, что когда-нибудь пригодится! — я поведал о детстве Петровича в арбатских переулках, как бы подразумевая, что, речь в широком смысле идёт о дальнем Клавином родственнике.

Самой причудливой причиной раздора стал роддом имени Грауэрмана. Появление на свет в этом не особо заметном здании на Новом Арбате — верный признак коренного москвича (узнал я). Разумеется, моя девушка родилась именно в нём. И не только она, но и её родители, и даже бабуля. Первому факту своей биографии Клава, похоже, придавала какое-то специальное и притом немалое значение.

— Здорово, — брякнул я. — А меня вот в капусте нашли.

В последний момент в шутку прокралась ирония.

— Я сказала что-то смешное? — лицо Клавы вдруг приобрело вид строгой учительницы: брови сошлись у переносицы, губы поджались. В знак холодности она высвободила руку из-под моего локтя.