Семья

– Маленькая, подожди! Сядь. Выслушай меня! – Я села на прежнее место, и она тоже опустилась на стульчик. – Вася первый у меня. Я всегда была ему верной. И я люблю его. И сейчас люблю. Просто принц, он такой… – улыбнувшись мягкой улыбкой, Маша подняла мечтательный взгляд к потолку, – такой обходительный, ласковый. Он так много знает интересного, так смешит меня, без конца повторяет, какая я красивая и соблазнительная. – Она понизила голос до шёпота. – Говорит, что умирает от желания перецеловать меня всю. Говорит, что все бы ночи напролёт меня ласкал. Называет разными словами. Мне Вася никогда таких слов не говорил. И целует Его Высочество нежно-нежно, вначале щекотно даже, а потом сердце так сладко замирает.

– Ты любишь его?

– Я не знаю. Я ничего сейчас не знаю! Запуталась я. И в глаза Васе нет сил смотреть. – Опустив голову, она помотала ею, как я подумала, в отчаянии, но она подняла на меня отнюдь не покаянное, а возбуждённое, светившееся предвкушением счастья, лицо и спросила: – А ты что думаешь?

– О чём? – не поняла я.

– Ну, любит меня принц?

Я помолчала, не желая разбивать её надежду, но ответила:

– Нет, Маша, не любит.

У Маши обижено распахнулись глаза, улыбка померкла, она запальчиво крикнула:

– Ты не можешь знать! – Глаза её зажглись злым блеском. – Ты специально так говоришь! Ты что думаешь, только вас благородных принцы могут любить? А я так и любви не стою? Ааа… ты завидуешь! Он же к тебе интерес выказывал, а теперь вот меня выбрал!

– Не кричи, Маша. – Поморщилась я. – Я пойду. А ты успокойся, прежде чем отсюда выходить. – Я встала, прошла мимо неё и вышла из Аквариума.

В зимнем саду почему-то было темно. Я пошарила по стене в поисках выключателя, меня остановили, окружили руки Стефана. Приподняв, он нежно прижал меня к себе и шепнул:

– Хабиба.

– Стефан, поставь меня на пол, пожалуйста. – Произнося эти слова, я касалась губами его губ и ни волнения, ни смятения не чувствовала – флёр влечения рассеялся навсегда. Я мягко повторила: – Отпусти, Стефан. Маша сейчас выйдет.

Он отпустил меня и включил свет.

– Хабиба, я хочу поговорить.

– Здесь?

Он кивнул, мы подошли к трёхногим креслам из ротанга – мелким и неудобным, с низкой спинкой, купленным только за то, что занимали мало места. Называя переход, соединяющий дом и бассейн, зимним садом, мы себе сильно льстили. Наш сад был крошечным. Сама идея сделать его в переходе пришла слишком поздно, когда переделка дома была уже завершена, и расширяться, означало, вновь начать строительство. Василич разместил здесь несколько кадок с мандариновыми и лимонными кустами, а в узких проходах между кадок расставил эти вот неудобные кресла.

Стефан придержал веточку, отягощенную двумя крупными зеленовато-жёлтыми плодами, я прошла и села в кресло. Свое кресло Стефан отодвинул от деревьев и сел в самом проходе между дверью в бассейн и дверью в дом.

– Хабиба, ты рассердилась, – начал он, как только сел, – больше это не повторится. Я тебя ждал, губы твои вспомнил, решил, придёшь, прижму к себе и буду целовать, целовать, и никогда уже не отпущу. Пришла она…

Ссутулившись неловкой глыбой на маленьком кресле, Стефан смотрел на свои башмаки. Мне стало жаль его. Стефан относится к тем редким людям, кого бессмысленно порицать или наказывать. Суд человеческий для таких людей всегда мягче, чем суд свой собственный – внутренний.

– Ты не трогай её. Я один виноват, – добавил он.

– Стефан, мне придётся что-то предпринять. Светлана приходит не только к тебе.

Он вскинул на меня взгляд… и усмехнулся.

– Кто ещё?

Я пожала плечами.

– Если даже никто из домашних не будет отвечать на её предложения, в доме бывают гости.

– Выгонишь?

– Вначале поговорю.

Он вновь опустил голову. Я встала и, приблизившись, протянула руку к всклокоченным волосам на его макушке, но прикоснуться не решилась, коснулась плеча и спросила:

– Стефан, когда я могу получить курс массажа?

Он вновь усмехнулся, но по-другому – тепло. Чёрные глаза улыбнулись.

«Прости меня, Стефан. Прости за тот поцелуй, прости за твои несбывшиеся желания».

Только я вернулась в гостиную и устроилась подле Эльзы на диване, как увидела гордо нёсшую себя в сторону кухни Машу. Всем своим видом демонстрируя оскорблённое достоинство, Маша даже вскользь не посмотрела на меня.

– Эльза, Давид звонил, – провожая Машу взглядом до самой кухни, сообщила я Эльзе и повернулась к ней, – сказал, ты не хочешь с ним разговаривать, звонки сбрасываешь, в мессенджере его заблокировала.

Её лицо вспыхнуло, удивительного цвета глаза приобрели гневный сиреневый оттенок.

– Как он посмел беспокоить тебя своими личными проблемами?

– Эльза, милая, не сердись. Давид ищет возможность восстановить ваши отношения, хотя бы связь наладить. Он не хочет тебя потерять. Что в этом плохого? Почему ты сердишься?

Разжав стиснутые зубы, Эльза отчеканила:

– Он уехал. Не предупредил. Не попрощался. Не позвонил. Письма не написал. Что он сейчас от меня хочет?

– Ты знаешь, что его мама при смерти?

Эльза открыла в безмолвном вскрике рот и ещё больше покраснела.