Семья Тибо.Том 1

И досада была сильнее жалости. Ему присуща была бесчувственность, свойственная медикам, для которых чужие страдания — только вопрос нового опыта, выгоды, профессионального интереса и которые обогащаются за счёт болезни или смерти.

Вдруг ему послышалось, что хлопнула дверь, и он бросился навстречу молодой женщине. В самом деле, это была она, — шла быстро, своей плавной походкой, чуть покачивая бёдрами, и старалась не показать вида, что еле переводит дыхание; он выхватил из её рук свёрток.

— Горячей воды, — приказал он, и не подумав её поблагодарить.

— Кипятку?

— Нет, чтобы подогреть раствор. Скорее.

Только он успел развернуть свёрток, как она уже вернулась. держа кастрюлю, из которой шёл пар.

На этот раз он пробормотал, не глядя на неё:

— Хорошо. Очень хорошо.

Надо было действовать без промедления. За несколько секунд он отбил кончик ампулы, насадил на неё резиновую трубку. На стене висел швейцарский барометр в резной деревянной оправе. Одной рукой он снял его, другой повесил на гвоздь ампулу. Затем взял кастрюлю с горячей водой и, постояв в нерешительности какую-то делю секунды, уложил трубку кольцами на дно кастрюли. «Раствор согреется, проходя по трубке. Просто чудесно!» — подумал он и, улучив минуту, взглянул на врача, — хотелось убедиться, что тот всё видел. И тут же он снова наклонился к Дедетте, приподнял её безжизненную ручонку, смазал йодом и, быстрым движением скальпеля вскрыв вену, притянул зонд и ввёл в вену иглу.

— Пошло! — крикнул он. — Следите за пульсом. А я теперь больше не шевелюсь!

Десять бесконечно долгих минут прошли в полнейшем молчании.

Антуан ждал, взмокнув от пота, задыхаясь, щуря глаза. Он неотрывно смотрел на иглу.

Наконец перевёл взгляд на ампулу.

— Сколько?

— Почти пол-литра.

— А как пульс?

Врач молча покачал головой.

Ещё пять минут прошли всё в той же невыносимой тревоге.

Антуан снова вскинул глаза на ампулу.

— Сколько?

— Осталось треть литра.

— А как пульс?

Врач ответил неуверенно:

— Не знаю. По-моему… начинает… чуть-чуть восстанавливаться…

— Сосчитать можете?

Пауза.

— Нет.

«Только бы пульс восстановился… — подумал Антуан. Он отдал бы десять лет жизни, только бы оживить это маленькое помертвевшее тело. — Сколько же ей лет? Семь?.. Если я её спасу, то лет через десять, не больше, она схватит в этой дыре туберкулёз. Но спасу ли? Сейчас она на грани — на последней грани. Чёрт подери, ведь я же сделал всё! Раствор проходит. Но слишком поздно… Подождём ещё… Больше ничего нельзя сделать, больше ничего нельзя предпринять; будем ждать… А рыжеволосая держалась отлично. Красивая она. Так, значит, она не мать. Тогда кто же? Господин Шаль ни разу ни словом не обмолвился обо всех этих людях. Ведь не дочка же она ему? Ничего не понимаю. А какие замашки у старухи!.. Во всяком случае, все отсюда убрались. Как-то сразу берёшь власть над людьми. Вмиг поняли, с кем имеют дело. Вот оно воздействие сильной личности!.. Да, добиться бы успеха… А добьюсь ли я успеха? Вряд ли, должно быть, она потеряла слишком много крови, когда её переносили. Так или иначе, сейчас нет никаких признаков улучшения. Чёрт знает что!»

Он взглянул на обескровленные губы, на два золотистых полоска, которые по-прежнему время от времени колыхались! Ему даже почудилось, что дыхание стало более заметным. Вероятно, самообман? Прошло с полминуты. И вдруг тихий вздох приподнял, казалось, грудь ребёнка и замер, словно исчерпав остаток жизненных сил. На миг Антуан застыл в тревоге, не сводя глаз с девочки. Нет, она по-прежнему дышала. Оставалось лишь одно — ждать, ждать и ждать.

Ещё минута — и снова вздох, теперь почти явственный.

— Сколько?

— Ампула почти пуста.

— А как пульс? Восстанавливается?

— Да.

Антуан облегчённо вздохнул.

— Сосчитать можете?

Врач вынул часы, поправил пенсне, помолчал минуту и произнёс:

— Сто сорок… Возможно, и сто пятьдесят.

— Лучше, чем ничего, — невольно вырвалось у Антуана.

Всеми силами он оборонялся от того всемогущего чувства избавления, которое уже овладевало им. Да ведь он же не грезит, улучшение явное. Дыхание становится всё ровнее. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не сорваться с места, — так по-мальчишески захотелось ему засвистеть, запеть… «Лучше-чем-ни-че-го — та-та, та-та», — промурлыкал он про себя на мотив, который неотступно преследовал его с самого утра. «В сердце моём… в сердце моём… дремлет… та-та… А что же дремлет? Ах да, вспомнил — свет луны!» — внезапно подумал он. — «Свет луны! Свет луны весенней!»

В сердце моём дремлет свет лу-ны,Дивный свет лу-ны ве-сен-ней…

На душе у него вдруг стало легко и по-настоящему радостно.

«А малышка спасена, — подумал он. — Должна быть спасена!»

Дивный свет лу-ны ве-сен-ней!..

— Ампула пуста, — сообщил врач.

— Превосходно!

В этот миг девочка, с которой он не сводил глаз, передёрнулась всем телом. Антуан с наигранной весёлостью обернулся к молодой женщине, — та уже с четверть часа стояла, прислонившись к буфету, и ни разу не шелохнулась.