Семнадцать мгновений весны

Фюрер рассвирепел. Была ночь, но он приказал вызвать к себе Геринга и Геббельса, а Гесса пригласить в приемную. Геринг приехал самым первым — очень бледный. Гиммлер знал, почему так испуган рейхсмаршал: у него проходил бурный роман с венской балеринкой (Гиммлер заметил, что рейхсмаршала всегда тянуло к худым балеринам: он смотрел восемь лент, на которых было запечатлено грехопадение Геринга, и всегда у него были бабы одна тоньше другой). Гитлер попросил своих друзей посмотреть «эту гнусность Гесса». Геринг хохотал. Гитлер оборвал его: «Нельзя же быть бессердечным человеком!» Он пригласил Гесса в кабинет, подбежал к нему и закричал:

— Вы грязный, вонючий негодяй! Вы грешите ононом!

И Гиммлер, и Геринг, и Геббельс понимали, что они присутствуют при крушении исполина — второго человека партии.

— Да, — ответил Гесс неожиданно для всех очень спокойно. — Да, мой фюрер! Я не стану скрывать этого! Почему я делаю это? Почему я не сплю с актрисами? — Он не взглянул на Геббельса, но тот вжался в кресло. — Почему я не езжу на ночь в Вену, на представления балета?! Потому что я живу только одним: партией! А партия и вы, мой фюрер, для меня одно и то же! У меня нет времени на личную жизнь! Я живу один!

Гитлер обмяк, подошел к Гессу, неловко обнял его, потрепал по затылку.

Гесс выиграл бой. Гиммлер затаился: он знал, что Гесс умеет мстить. Когда Гесс ушел, Гитлер сказал:

— Гиммлер, подберите ему жену. Я понимаю этого прелестного и верного движению человека. Покажите мне фотографии кандидаток, я остановлюсь на какой-нибудь одной: он примет мою рекомендацию.

Гиммлер понял: сейчас все может решить мгновение. Дождавшись, когда Геринг и Геббельс разъехались по домам, Гиммлер сказал:

— Мой фюрер, вы спасли национал-социализму его верного борца. Мы все ценим подвижничество Гесса. Никто не смог бы так мудро решить его судьбу. Поэтому позвольте мне сейчас, не медля, привезти вам еще некоторые материалы! Вашим солдатам надо помочь так же, как вы помогли Гессу.

И он привез Гитлеру досье на вождя трудового фронта Лея. Тот был алкоголиком, его пьяные скандалы не были секретом ни для кого, кроме Гитлера. Гиммлер выложил досье на «бабельсбергского бычка» — таким псевдонимом обозначали в сводках его агенты рейхсминистра Геббельса, — его шальные связи с женщинами отнюдь не чистых кровей шокировали истинных национал-социалистов. Лег на стол Гитлеру в ту ночь и компрометирующий материал на Бормана: Гиммлер не без основания подозревал его в гомосексуальной связи с Гессом.

— Нет, нет, — заступился Гитлер за Бормана, — у него девять детей. Гомосексуалисты не могут иметь детей. Это сплетня.

Гиммлер не стал разубеждать Гитлера, но он заметил, с каким обостренным любопытством фюрер листал материалы, как он по нескольку раз прочитывал донесения агентов, и Гиммлер понял, что он выиграл фюрера — окончательно.

Он был прав: десятилетний юбилей Гиммлера как вождя СС Гитлер приказал отметить во всей Германии, точно праздник. С этого дня все гаулейтеры — партийные вожди провинций — поняли, что единственный человек после Гитлера, обладающий полнотой власти, есть не кто иной, как Гиммлер. Таким образом, вся провинция, все местные организации партии начали посылать основную информацию не столько в штаб партии к Гессу, сколько в канцелярию Гиммлера. Основные материалы, поступавшие Гиммлеру от особо доверенной группы агентов, не проходили через отделы, а сразу оседали в его личных бронированных архивах: это были компрометирующие данные о вождях партии. В 1942 году Гиммлер впервые положил в свой сейф компрометирующие документы на фюрера. Этому предшествовал разговор Гиммлера со своим помощником по политической разведке Шелленбергом. Он прилетел ранним августовским утром 1942 года в ставку рейхсфюрера под Житомиром. На восточном фронте шло победоносное наступление. Африку сотрясали победы Роммеля. А Шелленберг сказал — после подробного рапорта об успехах:

— Теперь, рейхсфюрер, у меня осталось совсем немного — одна идея.

Гиммлер обеспокоился.

— Против кого-либо персонально? Какие-нибудь неприятности?

— Нет. Отнюдь. Просто я помню завет Бисмарка: никогда ничего не предпринимай, не имея в нижнем ящике стола альтернативы. Могу я спросить вас, рейхсфюрер, — в каком ящике вашего стола лежит альтернатива войне?

Гиммлер включил радио — чтобы разговор, спаси бог, не записали ненароком на пленку — и ответил:

— Я дам вам пять недель отпуска. У вас расшатались нервы. Вам плохо, Шелленберг. Понятно вам? Да и потом — кто дал вам право так говорить со мной?!

— Мы сейчас так сильны, — продолжал Шелленберг, — что можем диктовать мир. Мы в зените славы, а Бисмарк всегда шел на мир в зените славы.

Гиммлер тогда — он это вспомнил сейчас до мельчайших подробностей — прилег на диван и начал щупать живот (у него была пониженная кислотность, и он очень боялся рака). А после сказал:

— До тех пор пока фюреру советует во внешней политике этот идиот Риббентроп — мир невозможен.