Семнадцать мгновений весны

Гиммлер улыбнулся, вспомнив самое начало, когда было голодно и когда он жил с женой и маленькой девочкой в холодной комнате в Нюрнберге. Боже мой, как это было давно и в то же время совсем недавно. Всего восемнадцать лет тому назад. Он тогда был секретарем у Грегора Штрассера, «брата» фюрера. Он мотался по Германии, спал на вокзалах, питался хлебом и бурдой, именовавшейся кофе, налаживая связи между партийными организациями. Тогда, в 1926 году, он еще не понимал, что идея Штрассера — создать охранные отряды СС — была рождена не очевидной необходимостью, но начинавшейся борьбой против Рэма, вождя СА. Гиммлер тогда свято верил, что создание СС необходимо для охраны вождей партии от красных. Он свято верил, что главная задача красных — уничтожить великого вождя, единственного друга трудящихся немцев Адольфа Гитлера. Он повесил над своим столом огромный портрет Гитлера. Когда однажды Гитлер заехал к Штрассеру и увидел под своим громадным портретом веснушчатого худенького молодого человека, он сказал:

— Стоит ли одного из лидеров партии так высоко поднимать над остальными национал-социалистами?

Гиммлер ответил:

— Если бы вы были просто лидером, я бы не состоял в рядах партии. Я состою в рядах партии, у которой не лидер, а вождь!

Гитлер запомнил его. Штрассер тоже, казалось, был доволен ответом технического секретаря баварской организации НСДАП, но в глубине души он посетовал на неблагодарность человека, вытащенного им к руководству из мещанской безвестности. Предлагая фюреру назначить Гиммлера рейхсфюрером вновь организовавшихся отрядов СС, Штрассер тем не менее рассчитывал, что СС будут служить в первую голову ему, в его борьбе против Рэма — за влияние на партию и на фюрера. Двести первых эсэсовцев объединились под его началом, всего двести. Но без СС не было бы победы фюрера в 1933 году — Гиммлер отдавал себе в этом отчет. Однако после победы фюрер назначил его всего лишь начальником криминальной полиции Мюнхена. К Гиммлеру приехал Грегор Штрассер, человек, принимавший его в партию, теоретик и идеолог партии, выдвинувший идею создания отрядов СС. К тому времени Штрассер находился в оппозиции к фюреру, прямо заявляя ветеранам партии, что Гитлер продался промышленным тузам.

Но Гиммлер тогда оборвал Штрассера, сказав ему, что верность фюреру — долг каждого члена НСДАП.

— Вы можете вынести ваши сомнения на съезд, но вы не имеете права использовать ваш авторитет в оппозиционной борьбе — это наносит ущерб единству партии.

Дома в тот вечер Гиммлер, зная, что его квартира прослушивается центральным аппаратом полиции, подчинявшейся в то время Герингу, сказал за праздничным столом:

— Я мечтал заняться выведением элиты нации, организуя браки моих СС, выходцев из простых семей, с аристократками, а теперь мне предстоит иметь дело с врагами нации: коммунистами, евреями и попами. Но если этого хочет фюрер — так будет.

Гиммлер тщательно наблюдал за тем, что происходит в центре. Он видел, что упоение победой отодвинуло — в определенной мере — практическую работу на задний план. Ему казалось, и отнюдь не без основания, что вожди партии в Берлине только тем и занимаются, что выступают на митингах, проводят ночи на дипломатических приемах, — словом, пожинают сладкие плоды победы национал-социализма. Гиммлер считал, что все это — преждевременно. И он за какой-то месяц организовал в Дахау первый образцовый концентрационный лагерь.

— Это хорошая школа трудового воспитания истинной германской гражданственности у тех восьми миллионов, которые голосовали за коммунистов. Нелепо сажать все эти восемь миллионов в концлагеря. Надо сначала создать атмосферу террора в одном лагере и постепенно выпускать оттуда сломавшихся. Эти отпущенники будут лучшими агитаторами практики национал-социализма. Они смогут внушить и друзьям и детям религиозное послушание нашему режиму.

К нему приехал личный представитель Геринга. Много часов он провел в Дахау, а после спросил:

— Не кажется ли вам, что этот концлагерь вызовет резкое осуждение в Европе и Америке — хотя бы в силу того, что эта мера антиконституционна?

— Почему вы считаете арест врагов режима неконституционным?

— Потому что большинство людей, арестованных вами, не было даже в здании суда. Никакого обвинительного заключения, никакого намека на законность...

Гиммлер обещал подумать над этим вопросом. Представитель Геринга уехал, а Гиммлер написал личное письмо Гитлеру, в котором великолепно обосновал необходимость арестов и заключения в концлагеря без суда и следствия.

«Это, — писал он фюреру, — всего лишь гуманное средство спасти врагов национал-социализма от народного гнева. Не посади мы врагов нации в концлагеря, мы не могли бы отвечать за их жизнь: народ устроил бы самосуд над ними».