Сердце Мира

Один раз мы остановились перекусить. До лагеря мы добежали к вечеру. До бывшего лагеря. Палатки сгорели. Трупы уже частично обгрызены жадным до добычи местным зверьем. Тут я снова не удержался, и бросился в кусты. Меня вывернуло. Когда мой желудок успокоился, я закрыл глаза и обхватил ствол дерева рядом с которым стоял, чтобы не рухнуть. Не хотелось идти в лагерь и смотреть в изуродованные смертью лица друзей, подруг, приятелей и просто знакомых. Не знаю, сколько я простоял. Вывела меня из оцепенения Дита, конечно.

— Идем, — сказала она. — Надо быстро скрыться.

— Я бы тоже понаставил тут патрулей, — сказал я и, сломанной куклой пошел за Дитой в джунгли.

Снова мелькание мешанины листьев и лиан. Частые остановки. Вслушиваться, до звона в ушах, вглядываться до рези в глазах.

— Тигры погибли все, — мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, прикрытые ветками пышного кустарника. — Из наших я не видела только пятерых. Четверо новобранцев. И мистер Эйб. Это конец, Райл. Нам надо выбираться отсюда. Район потерян, это точно. Здесь остался только один отряд. Если остался, конечно… Но долго он точно не протянет.

— Может пойти к ним, предупредить, если они еще живы?

— Нет. Нельзя, — Дита сглотнула. — Нас просто убьют. Мы не сможем им доказать, что не были в плену. Ты же знаешь, что случается, если принять пленного…

Да, к сожалению… Рассказали по большому секрету.

— А сейчас надо поспать, Райл, — в тихом шепоте Диты звучали слезы. — Иначе мы просто упадем где-нибудь на ходу. Либо мы отдохнем сейчас, либо смерть. Если нас найдут, значит судьба…

Да, спать. Внутри меня все оледенело, словно я умер. Остановилось. Замерло. Нельзя позволять себе думать. Надо уснуть. Провалиться в темное небытие до того, как разум затопит горе. Ветер пронесся по верхушкам деревьев, загрохотал далекий гром. Мне на лицо закапали слезы Диты. Или это дождь? Первые капли смешались со следующими, теперь уже не разберешь, соленые ли они были. Начавшееся, было, утро, померкло в темном мареве тропической бури. Небо оплакивало убитых. Стонал ветер, деревья вскидывали в мольбе свои ветки. Я провалится во мрак спасительного сна.

Мертвое лицо Уксуса. На открытый глаз жадно садится зеленая лоснящаяся муха. Уксус улыбается.

— Передай моей матери, что я умер не предателем, — его побелевшие губы едва шевелятся, но я отчетливо слышу каждое слово. — Передай! Я сбежал из дома, я бросил их на произвол судьбы. Ушел искать счастья и вот… нашел. Ты узнаешь ее сразу, Райл, я очень на нее похож.

Я силился прогнать муху, но не мог пошевелиться. Уксус замер. Потом стал растворяться в пелене дождя.

Она была бы невидимой, если бы не вода, льющая с небес. Прозрачные струи сбегали с ее тонкого силуэта. Она стояла, бессильно опустив руки. Велита. Вот она поднесла палец к губам. Потом ее губы задвигались, но я не слышал ни звука. Она вскинула руки и рассыпалась серебряными брызгами.

В ее руках лесорубный топор. Она сидит на бревне и обтесывает увесистый кол. От глаз разбегаются морщинки, глаза пусты. Она выглядит старше, чем я ее запомнил. Старше и строже. Ирана. Поднимает голову, смотрит мне прямо в душу.

— Я воевала, когда ты еще не родился. Ни о чем не жалею. Разве что о том, что у нас нет оружия, чтобы просто стереть их с лица земли.

Ирана возвращается к своему занятию, ее скрывает вспышка пламени.