Северный лес

– Вы предположили безумие. Я лишь пытаюсь разобраться в причинах. Кажется, в Хартфорде, рядом с вашей фабрикой, вам жилось чудесно. Решение переехать сюда – вы приняли его вместе?

– Затея была моя. Но миссис Фарнсворт всецело ее поддержала.

– И ей нечего было возразить?

Мистер Фарнсворт прищурился:

– Уж не намекаете ли вы, что она нарочно все выдумала, чтобы подорвать…

– Выдумала? Нет. Если это так важно, уверена, миссис Фарнсворт приехала сюда по своей воле. Она кажется весьма преданной женой.

– Так и есть.

– Вы счастливы в браке.

– Ну разумеется!

– Она всем обеспечена.

– Простите?

– Материально. Она всем обеспечена материально.

– О да, она ни в чем не нуждается.

– Духовно.

– Каждое воскресенье мы ходим в церковь.

– Социально.

– У нас больше друзей, чем вы можете себе представить.

– Прекрасно. Ну а чувственно?

Он покраснел.

– Мадам! Что… Как вы смеете затрагивать…

– Затрагивать что, мистер Фарнсворт? Охоту? Небесные союзы? Но первой эту тему затронула именно она. Миссис Фарнсворт слышит любовную поэзию. В таком обилии, что нам, простым смертным, остается только завидовать. Кто-то в этих стенах предается блаженству, мистер Фарнсворт. Но это явно не те жильцы, с которыми я уже знакома.

Он встал, она тоже встала, чтобы он не высился над ней. Его лицо было положительно багровым. О, кажется, она задела за живое. Его ярость подтвердила ее догадку: проблема на супружеском ложе.

– Вы же не намекаете…

– Намекаю на что? Я лишь сужу по опыту: предмет беспокойства часто переносится из физического плана в астральный.

Он готов был сорваться на крик:

– Ни одна женщина еще так со мной не разговаривала! Это… это просто…

– Да?

– Блудливо!

– Блудливо? И это говорит тот, кто пожирает меня через стол глазами, пока его жена дрожит от страха? Делает туманные намеки о многоженстве у индейцев и хвастается шрамами от бородавочников? Блудливо! Ха! – Она почувствовала, как по шее разливается тепло. Так яростно, так честно она не ругалась с тех пор, как узнала о неверности Джорджа. Это было великолепно.

Мистер Фарнсворт потянулся к графину. Дрожащей рукой налил виски в стакан.

– Вы шарлатанка.

– Вы уже говорили. Шарлатанка и шлюха. Я рада, что заслужила ваше почтение. А вы, должно быть, обрадуетесь, когда метель закончится и я оставлю вас наедине с вашим зверинцем в этом доме безудержных утех.

Он хотел что-то сказать, но тут же стиснул зубы. На миг ей показалось, что сейчас он схватит нож со стола. Не страшно: она отобьется! Теперь ее уже не волновали ни сеанс, ни гонорар – как восхитительно перестать притворяться хотя бы на минуту! Он встал и подошел к камину, схватил кочергу, злобно потыкал ею в тлеющие угли и со звоном бросил на пол.

В зеркале над камином Анастасия увидела свое отражение в обрамлении фазана и пантеры. Не без удовольствия она отметила, что на щеках ее играет румянец, а поза вполоборота придает фигуре очертания песочных часов. Карл Фарнсворт пересек комнату, взялся за ручку и открыл дверь. Подул ветерок, пламя взметнулось. Он помедлил, захлопнул дверь и лязгнул щеколдой. Она опустила руки. За окном по-прежнему валил снег, вороны улетели. В доме не слышно было ни звука. Он постоял возле двери, затем порывисто обернулся, в два шага приблизился к ней, схватил за талию и привлек к себе.

* * *

– Мы имеем дело, друзья мои, со взаимным проникновением, с переходом между физическим и астральным мирами. Границы, как мы их представляем, – лишь иллюзия. Глаза – органы несовершенные, рожденные во тьме утробы. Но есть и третий глаз, орган невероятно могучий, подвластный жрецам древности, шаманам Арктики, индейцам на пау-вау. В том, что у современного человека он атрофирован, нет сомнения. Об этом свидетельствует наша добровольная слепота. Да, добровольная! Но можно ли винить тех, кто не желает им пользоваться? Вокруг нас целый мир стенающих духов, поистине ужасное зрелище. Однако у слепоты есть своя цена.

Они сидели за столом и держались за руки. В гостиной было темно, одиноко горевшая свеча отражалась в хрустальном шаре, отбрасывая на стены три тени. В углу тихо шипела чугунная печка. Бусы Анастасии побрякивали, когда она поворачивалась из стороны в сторону.

Это была ее обычная речь, за исключением фразы про “могучий орган” – ее она добавила в честь своего paramour[32]. Со вчерашнего утра, пока миссис Фарнсворт отлеживалась в постели, Анастасия и мистер Фарнсворт сошлись и разошлись четыре раза: дважды у него в кабинете, один раз в спальне Анастасии, будущем “Сурке”, и один раз на кухне, где Анастасия упиралась ладонями в перекладину над старинным камином. Им пришлось прерваться, когда миссис Фарнсворт вышла на лестничную площадку второго этажа и слабым голосом позвала мужа.

Дожидаясь его, Анастасия искала пуговицу, оторванную от корсажа (отрывание пуговиц приносило великому фабриканту особое удовольствие, очередное доказательство того, что эрос – наш психический портрет в миниатюре).

Наконец он вернулся и сообщил, что хозяйка дома окрепла и готова к сеансу.