Северный лес

Данн пишет, что в ходе раскопок были найдены останки трех человек, но наша безымянная барышня утверждает, что погребла четырех

. Да, мои дорогие друзья. Где-то в глухом лесу, на холме, покоится тело женщины, убитой выстрелом в сердце и носившей серебряное кольцо и бусы из костей и железа.

“Но где же?” – спросите вы. Из уважения к информаторам Данн не разглашал географических подробностей.

Но я знаю, о каком месте идет речь.

Глава 11

Моррис Лейкман – наблюдатель за птицами, кладоискатель, историк-любитель, бельмо на глазу настоящих историков – сложил черновик речи, подготовленной для Исторического общества Западного Массачусетса, отступил от высокого зеркала-псише (ок. 1870 г.) и бросил ликующий, непокорный взгляд на комод, где стояла фотография его дорогой покойной супруги Мириам.

По такому торжественному случаю на нем был черный смокинг с лацканами в рубчик, бледно-розовая рубашка и жилет “в огурцах”. Под гладко выбритым подбородком виднелся незатянутый галстук-бабочка с узором “птицы мира”. Тщательно зачесанные набок волосы и угол наклона зеркала скрывали от взгляда лысину, а поскольку в Моррисе было шесть футов и три дюйма росту, под таким углом на него обычно и смотрели. То обстоятельство, что в данный момент никто на него не смотрит, не имело значения. Речь, произнесенная in absentia

, была в его понимании ритуальным актом протеста перед мирозданием. И когда последние слова растворились в тишине спальни, его сердце забилось быстрее: мироздание разразилось овацией.

Как мироздание прекрасно знало (а Мириам, к счастью, нет), всего тремя днями ранее Моррису сообщили, что из-за нарушения кодекса сексуального поведения на ежегодный апрельский ужин его все-таки не пригласят. Сам факт существования у такой почтеннейшей организации, как Историческое общество Западного Массачусетса, кодекса сексуального поведения до недавних пор был Моррису неизвестен, несмотря на то что он шестнадцать лет возглавлял Подкомитет по реликвиям и останкам. В иных обстоятельствах он бы, может, поинтересовался, что привело к введению подобного кодекса, – пикантная тема, прямо-таки напрашивающаяся на изучение. Однако туманная история кодекса не послужила Моррису оправданием. В феврале его старый друг и председатель их местного филиала Леонард Шепли нанес ему визит и недвусмысленно дал понять, что собрания Общества не место для соблазнения женщин и что все три дамы – Дороти Кеттерман (пуританская нумизматика), Мод Лумис (резьба по кости сухопутных животных) и Ширли Поттер (узоры на чеканных потолочных пластинах) – присоединяются к нему, Леонарду, в пожелании, чтобы Общество вернулось к своим непорочным денькам, то есть, увы, к денькам без Мо.

Моррис, до недавнего ухода на пенсию работавший бухгалтером, а потому умевший договариваться с вышестоящими инстанциями, конечно же, выразил несогласие – дела постельные (очень) взрослых членов Общества посторонних не касались – и в знак протеста против своего отстранения явился на долгожданный доклад Элинор Томпсон об истории соляного глазурования в Оукфилде. Все выступление он сидел тихо, а в финале, когда его поднятая рука осталась незамеченной, не стал принимать это на свой счет (доклад закончился поздно, а вопросов было много). Но приглашения на следующую встречу он не получил, и никакие мольбы не заставили его бывших paramours раскрыть место ее проведения. Нужно было отдать им должное: оберегая целомудрие Исторического общества, Дороти, Мод и Ширли, некогда соперничавшие за его внимание, выступили единым фронтом.