Шато д'Иф и другие повести

Кийт, стоявший рядом с Фаранахом, слышал, как тот что-то бормотал на ухо соседу с другой стороны. Кийт с величайшим вниманием наблюдал за происходящим. Прошло два часа с тех пор, как стюарды подали делегатам небольшие чашки черного кофе. В этот момент между Кийтом и Фаранахом стояли три других парламентария; забирая свою чашку у стюарда, Кийт сумел уронить «пилюлю непопулярности» в четвертую по счету чашку на подносе. Стюард прошел дальше, каждый следующий делегат взял по чашке, и Фаранаху досталась чашка с пилюлей. Теперь окружающие поглядывали на Фаранаха с брезгливым отвращением и отодвигались от него подальше. Кийт и сам чувствовал исходивший от Фаранаха запашок. «Американские биохимики неплохо поработали», — подумал он; от Фаранаха действительно исходила отвратительная вонь. Фаранах заметил всеобщее отношение к нему и недоуменно озирался.

Эсминец «Лумумба» медленно обогнул пусковую шахту, уже прочно укрепившуюся в постоянной песчаной основе. Русские механики на борту земснаряда отсоединяли насосы, подготавливаясь к выполнению таких же работ в отношении второй установки.

К Кийту приблизился стюард: «Адуи Шгаве хотел бы поговорить с вами».

Кийт последовал за стюардом в столовую командного состава, едва не столкнувшись с выходившим оттуда делегатом.

Адуи Шгаве поднялся на ноги и торжественно поклонился: «Тамба Нгаси! Будьте добры, присаживайтесь. Не желаете ли немного коньяку?»

Кийт отказался, резко покачав головой — таков был характерный для Нгаси жест.

«Вы уже встречались с маршалом Хашембе?» — вежливо спросил Шгаве.

Кийта подробно инструктировали, но на этот счет он не получил никаких указаний. Пришлось ответить уклончиво: «Я высоко ценю опыт и способности маршала Хашембе».

Хашембе сухо кивнул, но ничего не сказал.

«Хотел бы воспользоваться этой возможностью, — продолжал Шгаве, — чтобы узнать, сочувствуете ли вы моей программе теперь, когда вы смогли лично познакомиться с пусковыми установками».

Кийт задумался. Слова Шгаве означали, что раньше между ними существовало расхождение по этому вопросу. Погрузившись в роль Тамбы Нгаси, Кийт ответил так, как ожидалось бы, по-видимому, от настоящего Нгаси: «Слишком много бесполезных затрат, слишком много иностранного влияния. Нам нужна вода для орошения полей, ножны лекарства для больного скота. Их нет — тем временем мы расходуем сокровища на дурацкие архитектурные выкрутасы в Феджо». Краем глаза Кийт заметил, что Хашембе слегка прищурился. Значило ли это, что маршал одобрял его позицию?

Шгаве отозвался с чопорной любезностью: «Хорошо понимаю ваши возражения, но следует учитывать также тот факт, что русские предоставили нам заем, тем самым позволив сделать столицу символом прогресса. Они не разрешили использовать эти деньги в других, не столь поучительных целях. Мы согласились на их условия — и я считаю, что это пошло нам на пользу. В наши дни престиж имеет огромное значение».

«Для кого? — проворчал Кийт. — И зачем? Почему мы должны красоваться в лучах славы, за которую не смогли заплатить сами?»

«Вы признаёте поражение прежде, чем началась битва! — напористо возразил Шгаве. — К сожалению, бедность — наше общее африканское наследие, и нам надлежит преодолеть это препятствие».

Кийт, в роли Нгаси, сказал: «Моя родина — Котоба, в верховьях Дасы, мой народ живет в глинобитных хижинах. Подобные представления о славе и престиже смехотворны в глазах бедняков Котобы. Дайте нам воду! Дайте нам скот и лекарства для скота!»

Голос Шгаве понизился: «Я тоже хотел бы предоставить жителям Котобы воду, скот и лекарства. Но я хочу большего — хотя говорить о «лучах славы» нам, пожалуй, не подобает».

Хашембе поднялся на ноги, коротко кивнул премьер-министру и Кийту и вышел из столовой. Шгаве покачал большой круглой головой: «Хашембе не понимает мою мечту. Он хочет изгнать иностранцев: русских, французов, индусов и китайцев — в особенности китайцев».

Кийт тоже поднялся на ноги: «Не считайте меня убежденным противником ваших взглядов. Возможно, вы подготовили документ, который я мог бы прочесть?» Как бы невзначай, он сделал шаг вперед и приблизился к премьер-министру. Шгаве пожал плечами и стал перелистывать лежавшие на столе бумаги. Кийт притворился, что споткнулся — костяшки его пальцев прикоснулись к толстой шее премьер-министра. «Прошу прощения, ваше превосходительство! — пробормотал Кийт. — Я чуть не упал».

«Пустяки! — откликнулся Шгаве. — Вот документы, в которых разъясняются мои планы развития Лахади и Новой Африки». Премьер-министр моргнул. Кийт взял бумаги и начал их просматривать. Тем временем Шгаве зажмурился — наркотик, впрыснутый Кийтом через кожу, распространялся по телу. Уже через минуту Шгаве опустился в кресло и заснул.

Кийт действовал со всей возможной быстротой. Прическа Шгаве представляла собой множество коротких, смазанных маслом пучков волос. К основанию одного из этих пучков Кийт прилепил черную гранулу — не больше зернышка риса — после чего отступил и продолжил просмотр документов.