Шепчущий во тьме

К тому времени раздававшиеся в библиотеке звуки практически сошли на нет, но вот Армитидж вдруг вздрогнул, уловив, что громкий хор козодоев среди кустов заиграл чертовски ритмично, будто бы в унисон с последними вздохами умирающего.

Здание полнилось ужасным зловонием, которое было знакомо доктору Армитиджу слишком хорошо. Трое смельчаков бросились через зал к небольшой читальной, где находились книги по генеалогии, откуда и раздавался негромкий жалобный вой. Секунду никто не решался зажечь свет, но Армитидж набрался храбрости и сделал это. Один из мужчин издал испуганный возглас, увидев то, что лежало перед ним, распростертое среди сдвинутых столов и перевернутых стульев.

Скрюченное, завалившееся набок нечто в зловонной луже зелено-желтой сукровицы и дегтеобразной клейкой жидкости насчитывало почти три метра в длину. Пес сорвал с существа всю одежду и часть кожи. В существе еще теплилась жизнь, так как оно молчаливо и судорожно дергалось, а грудь вздымалась в чудовищный унисон с безумным пением собравшихся снаружи козодоев. По комнате были разбросаны кусочки кожи от башмаков и клочья одежды, а на подоконнике лежал пустой холщовый мешок. Рядом со столом валялся револьвер, а возле него – покореженная, но не заряженная обойма; впрочем, всё внимание мужчин было приковано к лежавшему на полу существу.

Было бы банально

и не совсем точно сказать, что ни одно человеческое перо не смогло бы

описать существо, однако можно было полноправно заявить, что его не смог бы живо вообразить тот, чьи представления о форме и облике слишком тесно связаны с обычными формами жизни этой планеты и тремя известными измерениями. Без сомнения, оно отчасти являлось человеком – как минимум его руки и голова очень походили на человеческие. Лицо с козлиными чертами и практически отсутствующим подбородком несло на себе печать рода Уэйтли. Но тулово и нижняя часть тела с тератологической точки зрения являли собой нечто поистине впечатляющее – настолько, что лишь многочисленные одежды позволили бы такому образцу спокойно ходить по земле, не вызывая у окружающих испуг и враждебность.

Выше пояса существо это было полуантропоморфно, хотя грудь его, на которую всё еще опирался своими огромными лапами пес, была покрыта жесткой сетчатой кожей, как у ящера или аллигатора. Кожа на спине была пестрой, желто-черной, чем-то смутно походя на чешуйчатый покров иных змей. Но самое страшное располагалось у твари ниже пояса – там остатки сходства с человеком растворялись в чистом биогротеске: из кожи плотно рос грубый черный мех, из зарослей меха внизу живота вяло свисал десяток продолговатых серо-зеленых придатков, расположенных в странном порядке, в такой симметрии, что порождениям земного мира явно незнакома. На каждом из бедер располагались подобия глаз-рудиментов, утопленных в розоватые реснитчатые орбиты. Вместо хвоста выдавался щуп или хоботок, сегментированный пурпурными кольцеобразными стяжками, с недоразвитым ротовым отверстием на конце. Если бы не мех, конечности напоминали бы в общих чертах задние лапы гигантских ящеров, населявших Землю в доисторическую эпоху; оканчивались они мощными ребристыми утолщениями, в равной степени не похожими ни на когти, ни на копыта. Когда существо дышало, его хвост и щупальца ритмично меняли цвет, как будто в них циркулировало некое вещество зеленоватого оттенка. В хвосте же кровеподобный субстрат имел желтоватый оттенок, чередовавшийся в промежутках между багровыми кольцами с отвратительным серо-белым цветом. Настоящей крови не было и в помине: только зловонная болотистая сукровица струйками растекалась по полу, странным образом обесцвечивая краску на паркете и образуя липкую лужу.

Присутствие трех людей заставило умирающее существо приподняться, оно начало что-то бормотать, не поворачивая и не поднимая головы. Доктор Армитидж не записывал звуки, издаваемые тварью, но с уверенностью утверждал позднее, что на английском языке не было произнесено ни слова. Поначалу звуки ничем не напоминали ни один земной язык, но в конце послышались бессвязные фрагменты, очевидно взятые из «Некрономикона» – того темного писания, поиски которого и привели существо к смерти. Фрагменты эти, как их запомнил Армитидж, звучали примерно следующим образом: «Н’гаи, н’гаа, багг шогг, их-агг, Йог-Сотот, Йог-Сотот…» Звуки уходили куда-то вдаль, и козодои пронзительно кричали в ритмичном крещендо дьявольского предвкушения.

Затем хрипы прекратились, и пес, подняв голову, протяжно и скорбно завыл. Желтое козловидное лицо распростертого на полу существа изменило свое выражение, а огромные черные глаза закатились. Пронзительные крики козодоев за окном неожиданно смолкли, и панический гомон с хлопаньем крыльев на время заглушили ропот собирающейся толпы. Огромные облака пернатых часовых заслонили луну и исчезли из виду, поспешно пытаясь догнать то, что по праву считали своей добычей.