Либби положила ладонь на щеку Тристану и притянула его к себе, поцеловала, а он, не отнимая губ, застонал от удивления и облегчения.
Она целовала его.
И он целовал ее в ответ.
Либби затрепетала, когда язык Тристана проник ей в рот, а рука обняла плотнее. И пошла еще дальше, нащупав шелковое платье Парисы. Та погладила ее по бедру. Тристан в этот момент отстранился и отдышался, и тогда Париса прижалась к шее Либби, кончиком языка пройдясь вдоль горла. Либби неуклюже огладила ногу Парисы. И тут же Тристан, снова целуя ее, застонал, а значит, уже Париса нашла, чем занять руки.
Происходило ли это на самом деле? Видимо, да. В груди еще полыхало от абсента, и мысли разбегались в разные стороны. Тристан усадил Либби себе на колени, раздвинув ей ноги, а Париса стянула с нее свитер и бросила на пол, туда, где стояла почти пустая бутылка.
В голове у Либби еще промелькнула напоследок неясная мысль, а потом все свелось к ощущениям: руки, языки, губы, зубы. Рубашка куда-то пропала, и Либби впилась Тристану ногтями в грудь так, что покраснела кожа.
Все неслось вскачь, большими рывками, прямиком к эйфории. Либби приникала к обоим, как бы делая глоточки из горла бутылок, а они брали ее, будто оставляя за собой последнее слово. И пусть она пожалеет потом, это будет завтра.
– Не хочу просыпаться одна, – прошептала Либби на ухо Тристану тихим и хрупким голосом, похожим на звон хрустального бокала, от сломанной ножки по боку которого ползла тонкая, в волосок толщиной трещинка. Уязвимость появилась в списке грехов по ошибке, но Либби было все равно. Ей хотелось намотать волосы Парисы на кулак, и чтобы Тристан взял ее в позах, о которых она потом станет вспоминать с содроганием. Хотелось крепко связать себя с кем-нибудь, пусть только на время, пока не забрезжат первые серые лучи рассвета.
Где-то на задворках сознания промелькнула мысль о том, что между ними теперь все будет иначе и это уже необратимо, а разумная часть Либби спросила себя, не задумывала ли это Париса с самого начала. Она ведь чуть ли не открытым текстом заявила: секс – это инструмент контроля, с его помощью на пустом месте создаются узы и цепи долгов. Но пусть даже Либби сейчас использовали, манипулировали ею, пожирали, ей было плевать, плевать, плевать… Вкус, осязание, прикосновения – все это вытеснило мысли. Подарило свободу истомившимся в неволе чувствам.
Позволило в кои-то веки просто отдаться им.
Каллум
С Тристаном что-то произошло.
Это стало ясно сразу же, как только Каллум прибыл в лондонский особняк Общества – поздно, во второй половине дня, после двух суток вынужденных каникул на острове Миконос. Возвращаться домой, в Кейптаун, Каллум и не собирался: слишком велик был риск, что его заставят работать.
Каллум миновал защитный барьер и тут же принялся обыскивать дом, начав с двух обычных утренних прибежищ Тристана: библиотеки, в которой он чаевничал, и читальной комнаты, где он проводил изыскания. Каллуму, которого за время отсутствия навестил один занимательный человек, не терпелось поделиться важными новостями, а именно тем, что кое-кто – а в данном случае все – забыл об одной очень важной оговорке касательно так называемого процесса элиминации.
Однако Тристана он застал в неожиданном месте. Тот стоял у порога раскрашенной комнаты и бессмысленно пялился в пол.
– Полагаю, тебя навещали форумчане, – начал было Каллум и тут же осекся. Тристан выглядел изможденней обычного, как будто не спал всю ночь; от него волнами расходились сожаление и дурнота. – Боже, – присмотревшись, пораженно произнес Каллум. – Во что ты вляпался, пока нас не было?
– Ни во что. Просто устал маленько, – неразборчиво пробормотал Тристан. Голос у него был низкий и хриплый, а от его жутко несчастного вида у Каллума разыгралась вторичная мигрень.
– И еще ты напился, судя по виду. – Пить Тристан умел, и это была одна из основных причин, по которым он нравился Каллуму. О мужчине, который долго не косеет, сказать можно многое.
– В говно, – подтвердил Тристан, разворачиваясь к Каллум у и хватаясь за голову. – Я бы с этим разобрался, но даже мысль о том, что надо с чем-то работать, уже выматывает.
Его можно было понять. Похмельем страдало большинство людей, и медиты сильнее прочих. В конце концов выпивка – яд, а магию легко подпортить.
– Давай, – сказал Каллум, подзывая к себе Тристана и прижимая большой палец к морщинке у него между бровей. – Так лучше?
Избавление от головной боли – дело не хитрое, но еще проще создать ощущение, будто тебя от нее избавили.
– Намного. – Тристан коротко взглянул на Каллума с благодарностью. – Ну как, насладились роскошными пляжами Греции, ваше высочество?
– Тебя тоже приглашали, если ты не забыл.
– Да, и мне явно стоило согласиться.
– Ладно, успеешь еще. Короче, я бы хотел рассказать тебе кое-что интересное.
– Если ты про визит от Форума, то и мне его нанесли. Один очень неприятный жлоб, поверь на слово.
– Вообще-то нет, – сказал Каллум. – Во всяком случае, не совсем так. – Он сделал жест, приглашая Тристана на выход. – Прогуляемся? Свежий воздух пойдет тебе на пользу.