Шмуц

Сэм исчезает за дальней стеной гаража, и Рейзл начинает переживать, что она не вернется. Сидя в одиночестве, Рейзл злится на Сэм за предложение и на себя – за отказ. Что, если бы она подошла к нему, неужели это было бы так плохо?

Но Сэм возвращается. Стоит ей затянуться, сморщиться, как пальцы после долгой ванны, – как она тут же перестает злиться.

Рейзл узнает запах – так пахнет одежда Мойше, сладко, без удушающего привкуса обычного табака. Она дышит все глубже, пока Сэм делает быстрые, глубокие затяжки, а затем выдыхает, откидывая голову назад, в то время как весь дым облаков собирается вокруг Рейзл.

– Я не злюсь, что ты не пошла. Зачем я вообще тебя попросила? Ты ведь не хочешь, да? – Сэм машет рукой, как бы обводя Рейзл.

Рейзл качает головой. Не хочет.

Сэм затягивается, как будто сигарета – соломинка в стакане, вдыхает в себя огонь. Но она не вспыхивает, а лишь улыбается, склонив голову.

– Везет тебе, Бритва, – говорит она, выдыхая дым. – Тебе эта херня не нужна. Я бы так и дня не прожила. И вечера не протянула бы. Даже пять минут.

Сэм аккуратно потирает горящий кончик сигареты о лавочку рядом с собой, пока огонек не погаснет.

– В твоем ланчбоксе что-то осталось?

– Ты хочешь есть? – спрашивает Рейзл. Тут она может помочь. Она поспешно расстегивает сумку, достает завернутый в фольгу кусок шоколадной бабки[35] и протягивает его Сэм.

В ее руках изящные завитки теста расплетаются, как расслабленная коса, плоть теста будто отваливается от вен, наполненных вязким шоколадом. Кусок за куском бабка отправляется в рот Сэм.

– Господи, Рейзл, это дико вкусно. Ты просто супер. Ты всегда знаешь, что мне нужно!

Наблюдая, как Сэм поедает бабку, Рейзл чувствует, как ее переполняет радость. Да, она всегда знает, что нужно Сэм.

Расправившись с рулетом, Сэм протягивает Рейзл руку.

– Прости, у меня больше нет. Я завтра еще принесу, – обещает Рейзл.

Сэм не убирает руку. Раскрытая ладонь с вытянутыми пальцами, под ногтями которых застряло немного шоколада, не двигается с места. Она тянется не за рулетом, а за Рейзл.

Это не запрещено – трогать гойту. Да и она уже до нее дотронулась, когда передавала бабку, и дотронулась бы еще раз, если бы передавала ее снова. Это все равно что дотронуться до нее, чтобы дать еду, только без еды. Рейзл резко хватает руку Сэм и чуть сжимает ее.

– Ты хорошая, Бритва, – говорит Сэм.

Девушки внутри нее

Изысканный канделябр не может не привлекать внимание; широкая основа полированного серебра, по форме похожая на какой-то волшебный сапожок, из которого вырастает прочное серебрянное тело, держащее семь горящих белых свечей. Свечи горят. Каждый Шаббат один и тот же свет.

– Мы зажигаем свечи не только за себя, – объясняла мами, когда Рейзл была еще маленькой. – Мы зажигаем их за шесть миллионов других людей. За всех евреек, мам и дочек, убитых нацистами. Твой свет – их свет. Твоя сила – их сила. Твоя жизнь – их жизнь.

Закончив зажигать свечи, мами крепко обнимает Рейзл, прижимая к шелковому шаббатнему платью, и долго-долго не отпускает. Вся прошедшая неделя растворяется, неделя, когда мами только и делала, что готовила и убиралась. Стоит Шаббату начаться, как ход времени во всем мире будто замедляется. Живот мами вздымается у щеки Рейзл, сильные руки мами сжимают ее плечи. Рейзл хочется всегда чувствовать себя так уверенно. Мама прижимает Рейзл к своему телу, укрепляя дочь в ее собственном теле, напоминая, что энергия мами протекает через плечи Рейзл по позвоночнику, по ногам, до самых пяток. Она вспоминает, что ее любят. Любовь мами заставляет Рейзл чувствовать, что она правда любима, и напряжение прошедшей недели испаряется.

– Ты понимаешь?

– Йа, мами.

– Йа? Ты плачешь, фарвус?

Рейзл чувствует их тела, локти и колени тех девушек, внутри ее собственного. Обнимая мами, она чувствует в ее теле тела других мами. Они занимают, заполняют собой ее тело. Ей хочется, чтобы они вышли из мами, а девушки – из нее. Это ужасно эгоистично, что она не хочет делить с ними даже часть пространства, которое в ней есть. Но тем не менее она не хочет. Она представляет, как они вырываются из ее кожи. Как они, танцуя, выходят из комнаты, какую легкость она испытывает, когда они исчезают. Она крепче сжимает мами, поторапливая этих йиден, чтобы они поскорее ушли, и ей так тепло, когда мами сжимает ее в ответ.

Мятный шнапс

Рейзл собирает вещи, она перебирается за маленький стол в кабинет ребецин. Ее ассистентка объявила, что выходит замуж, и уволилась.