Она запихивает трубочку в диетическую колу, агрессивно тыкая оставшийся на дне лед. Доброта моментально улетучивается из ее глаз, черные врата закрываются.
Глаза к горам
Завтра экзамен по статистике. Он должен пройти легко, как сказала Сэм. Рейзл слишком умная, чтобы его не сдать, но
Рейзл закрывает три окна с заметками и учебниками и открывает порно. Но она слишком устала – глаза слезятся, голова болит, – так что она закрывает и его. Закрывает ноутбук, закрывает учебник. В своем темном отчаянии она слышит Теилим, псалмы, в которых нет места математике.
Она откидывается назад, разминает шею, выглядывает из окна комнаты зейде, ставшей теперь ее собственной. Она убрала его одежду из шкафа и комода и заменила своей. Но смена комнаты приносит лишь другой воздух из окна и другой вид: желтые кирпичи другой стены, на которую это окно выходит. Никаких гор и никакой помощи.
«Мне помогает а-Шем, – допевает Рейзл. – Создатель неба и земли, небес и почвы».
За псалмом следует громкая, постыдная отрыжка. Напоминание о ланче, рефлюкс от чизбургера с беконом. Рейзл краснеет, хотя она одна и никто не слышал ее отрыжки, и быстро выключает свет. Она ложится на кровать, слишком уставшая, чтобы раздеваться. Закрыв глаза, Рейзл мысленно продолжает напевать псалом. Какому а-Шему она молится после того, как пошла Ему наперекор? А-Шему известно и про бекон, и про порно, и про джинсы. А-Шем сотворил и бекон, и порно, и штаны. А она молится, совершает мини-искуплене, будто принимает противоядие. Как девочка, которую она знала в школе, которая, «садясь на диету», закусывала чизкейк головкой брокколи.
Псалом приносит если не прощение, то облегчение. Она повторяет: «Я поднимаю глаза, я поднимаю глаза, я поднимаю глаза». Поток слов, мягко вытекающий из ее головы, – своеобразный стоп-сигнал для всех остальных мыслей, песенка, которую не нужно вспоминать. Бормотание слов как транспорт. Путь, выложенный из ее мыслей.
Псалом – крик сердца.
А-Шем ее слушает. А-Шем на нее смотрит. Пусть а-Шем знает, что будет дальше, он все равно смотрит. Она обнажена перед а-Шемом, ее одежда ничего не значит. Ее мыслям не укрыться от него в тени черепа. А раз а-Шем уже все знает, чего ей стыдиться?
«Я поднимаю глаза, я поднимаю глаза» – в момент чтения псалма а-Шем все еще ее любит. Вне зависимости от ее возможности или желания следовать заповедям. А-Шем – сила, отдельная от ее прегрешений, не уменьшаемая ими. А-Шем подчиняется, как удовольствие, живущее во вселенной, ждущее всего одной искорки, чтобы разгореться. Сила, которая покажется, если ты покаешься ей. Порно где-то там – выжидает. И а-Шем тоже – все это время.
Всю жизнь она молилась а-Шему, просила его исправить все в ее жизни. Она молилась: «Прошу, а-Шем, исцели спину тати. Прошу, а-Шем, не дай зейде умереть. Прошу, а-Шем, пошли нам Машиаха». Призывала а-Шема, Создателя, исправить все неправильное.
Сейчас она впервые молится, чтобы он ее услышал. Чтобы она услышала. «Прошу, а-Шем, дай мне ответ. Как мне выйти замуж? Как мне остаться в колледже? Обнажи меня перед собой, как я обнажена перед Тобой».
Статистически
– Рейзл, похоже, в этом семестре вы проваливаете три предмета.
Декан ненадолго замолкает, отстукивая что-то на клавиатуре. Пока он смотрит в экран, Рейзл изучает книги за его столом. Она с удивлением обнаруживает не только работы по экономике, которые он написал и которые, вероятно, читал, но и книги об африканском искусстве, французском кино, холокосте. «Пока шесть миллионов погибали» и «Отрицание Холокоста»[70]
. Она бы предположила, что декан – еврей, но не факт, что это сыграет ей на руку. Как-то раз профессор всю лекцию на нее пялился, а после пары сказал ей, что она похожа на его бабушку – точь-в-точь как на единственной сохранившейся фотографии матриарха, сделанной в Лодзе, когда она была еще юной. Она умерла в концлагере. В Освенциме. А ее родители, сказал он, погибли в другом лагере, как он назывался? Треблинка?[71] После этого Рейзл перестала посещать его курс.Но встречи с деканом не избежишь. Семестр подходит к концу. Если она завалит предметы сейчас, статистически, она завалит весь семестр.