Шмуц

Подходит официант, юноша в длинном белом фартуке, спрашивает, что им принести, уходит и возвращается с двумя стаканами на подносе. Он опускает стакан перед Рейзл элегантным жестом, будто это роскошное блюдо, а не скучная, определенно кошерная газировка, и Рейзл с улыбкой кивает. Когда перед Мойше ставят такой же стакан, он смотрит на официанта и говорит «пасиибо» совершенно четко, не бормоча, не пытаясь скрыть идишский акцент, потому что он явно его не стесняется. Возможно, он никогда не пытался от него избавиться.

Когда официант разворачивается, чтобы уйти, Рейзл тоже решает подать голос:

– Пасиибо!

Официант слегка вздрагивает. Возможно, она сказала это слишком громко, но не сказать было нельзя. Она хотела услышать, как звучит этот ее голос.

– От всей души – пожалуйста, – говорит официант, чуть склонив голову, и покрепче прижимает к себе поднос…

Дальше происходит самое поразительное: прежде чем сделать первый глоток, когда стакан уже у него в руке, в сантиметре от губ, Мойше закрывает глаза. Благословение шепотом ее не удивляет. Но закрытые глаза, чуть нахмуренные брови, серьезное лицо – а сейчас ведь даже не Шаббат. Более того, это не трапеза! Тати и братья благословляют все, что едят, как и мами и остальные женщины, но все – с открытыми глазами. Иногда они делают это, не отрываясь от занятия: готовки, чтения, разговора по телефону – благословение вставляется, как любая обычная реплика.

Ше-а-коль нийе бидваро. Рейзл тоже произносит браху, но ее благословение кажется пустым по сравнению с благословением Мойше. Он продолжает медитировать, медленно выпуская а-Шема из стакана газировки. А она уже пьет, пузырьки щекочут ее горло, будто она проглатывает само благословение. Наконец Мойше открывает глаза и, придерживая шляпу рукой, откидывается на спинку стула и делает большой глоток.

После этого он устремляет взгляд на нее.

Он спрашивает о ее семье, она рассказывает о братьях и сестре. Он не против, что ее брата тоже зовут Мойше? Нисколечко, он смеется, когда она говорит, что Мойше ее любимый брат.

– А ты будешь против, если у меня окажется сестра Рейзл?

Вопрос застает ее врасплох. Такой вариант она не рассматривала.

Он снова смеется, но уже мягче.

– Ты не переживай, я шучу. У меня есть кузина Гитти, но ты моя единственная Рейзл.

Она становится той, кем должна быть? Если он видит ее своей калле, прекрасной и доброй невестой, значит, так оно и есть. Его намерение пробуждает в ней невесту.

Он говорит, что хочет большую семью. Их десять, и он молится, чтобы у каждого его ребенка тоже было девять человек, которые любят его так же сильно, как Мойше любит братьев и сестер. Десять детей, которые могут позаботиться о старых родителях, как они все сейчас заботятся о его овдовевшем отце.

Когда он так говорит, у нее перед глазами встает странная картина: они, старые и слабые, идут рядышком, опираясь на ходунки – восемь колес и четыре слабые ноги, – а вокруг десять крепких танцующих детей. Свадьба двух стариков в окружении их взрослых детей. Это представить проще, чем то, как эту семью создать – десять беременностей, десять родов, десять младенцев. От таких цифр у Рейзл начинает кружиться голова.

– Ты тоже хочешь большую семью?

В его голосе чувствуется надежда. Он будто бы приглашает ее присоединиться к этой его семье, к этому будущему, и приглашение придает ей храбрости.

Она улыбается ему. Если а-Шем того пожелает – да. Она не замечает, как начинает рассказывать, что мами не смогла родить больше пяти – у нее должно было быть всего четверо, но потом появился Йосси, подарок Создателя.

– Количество выбирали не мами и тати.

– Как ты мудра, раз знаешь, что количество выбирает только дер Башефер. Мудра и очаровательна.

Он правда так считает? Она краснеет, но и не до конца верит его словам. Сомневается в нем. Не верит в свое очарование и не верит, что он его видит.

– Я не всегда мудрая, – говорит она. – Ништ эйбиг клиг.

– Да?

– Да.

Она делает глубокий вдох и наклоняется вперед.

– Как-то раз я посмотрела музыкальный клип. С Гитти.

– Гойше музыку?

– Найн! – восклицает Рейзл. – Песня была про Хануку, но не хасидская. Не хаймиш.

Она смотрит, как он впитывает услышанное.

– А сейчас, не когда Ханука, ты еще смотришь эту музыку?

– Сейчас нет, – говорит она, и это правда, она не смотрела ни одного клипа в эти месяцы.

– Значит, это все в прошлом. Разве есть человек, который всегда поступает мудро? Такого нет. Для ребенка не порок быть ребенком.

В этот момент Рейзл начинает его любить. Конечно, она не прощает себя, не считает себя ребенком и не думает, что он будет так о ней думать, когда она включит порновидео. Глупый ребенок, заслуживающий прощения. К такому легкому прощению ей давно заказан путь. Но перед ней мужчина, готовый прощать. Ищущий повода посочувствовать. Мужчина, говорящий не о законах, а о снисхождении.