Шмуц

Ее внимание привлекает видео со странным превью – две женщины, связанные веревками, то ли на столах, то ли на каком-то сооружении, смотрящие друг другу в лицо. Они смотрят друг на друга, не отводя глаз, но говорить не могут, им не дают кляпы – красные шарики превращают их рты в круглые буквы «о». Ноги женщин подвешены в воздухе, лодыжки заключены в металлические оковы с цепями, прикрепленными к черным ошейникам на их шеях. Они обе голые, но никто никого не штупит. Одну бьет хлыстом третья женщина, в сапогах на высоком каблуке. Рейзл обхватывает ноутбук обеими руками, зачарованная ужасом, не в силах оторваться. Она вглядывается в их лица: лицо женщины, которую бьют; женщины, раз за разом опускающей хлыст; женщины, которую пощадили, по крайней мере, пока она наблюдает за агонией другой пленницы. Длинный черный хлыст завораживает Рейзл. Он похож на гартель, который носят ее отец и братья, черный пояс с бахромой внизу, хотя хлыст в видео, конечно же, сделан из скрученной кожи, не из шелка. Ритуальный пояс, который носят мужчины-хасиды, отделяет сердце от нижней части тела, он необходим для произнесения имени Б-жьего, для подготовки к молитве, а гартель-хлыст подтверждает власть тела, объединяет плоть в одно целое с каждым искренним стоном связанной женщины. Она стонет и дергается, натягивая сковавшие ее цепи, и Рейзл молча молится, чтобы они порвались, но они, конечно же, не рвутся, но и это приносит своего рода удовлетворение – чем дольше пленница находится в цепях, тем больше Рейзл кажется, что пленница хочет там быть. Хлыст столь же необходим для удовольствия женщины, как и временное затишье между ударами, когда ее лицо расслабляется. А женщина с хлыстом ходит вокруг пленницы, дразня ее своей свободой, поглаживая то одну связанную, то другую. Вдруг она меняет угол ударов, опуская хлыст не на тухас пленницы, а между ее раздвинутых ног, и Рейзл инстинктивно вздрагивает.

Только тут, на секунду закрыв глаза, Рейзл понимает, что упустила тот момент, в котором перестала следить за собой и стала просто смотреть. Она ведь уже какое-то время просто смотрит, никак не наблюдая за собой, не отвлекаясь от видео. В смысле самотерапии эта сессия оказалась абсолютным провалом, но как порнография, как желание переместиться в другой мир или стать частью чужого желания, чтобы обнаружить собственное, этот эксперимент полностью ее удовлетворил.

Она открывает глаза и не закрывает видео. Она включает его сначала, чтобы увидеть все еще раз, не упустить ни секунды. Она могла бы себя потрогать – мелькает такая мысль, – но ее внутренности против. Она сжимает бедра, чувствуя новое волнение. Живот будто завязывается в узелок, смесь страха и желания, страх, подпитываемый желанием, жуткое смятение, война внутри. Она не хочет на это смотреть, но не может выключить, охваченная вихрем отвращения и интереса, обездвиженная и дрожащая, будто машина на ее бедрах не издает тепло, а заключает ее в ледяную тюрьму.

Исцелена

Ее родители вносят депозит за помещение, выбранное для свадьбы. Можно ли организовать свадьбу меньше чем за три месяца? Да, уверена мами. Почему нет, говорит сваха. Свадьбу сыграют до Рош ха-Шаны[77], и еврейский Новый год они встретят вместе в новом доме.

Семь жарких летних недель проходят именно так, как предсказала сваха, – в вихре примерки свадебных платьев и других приготовлений. Рейзл ни не секунду не остается одна, она ходит по магазинам одежды, по мебельным магазинам. Ее маленькая спальня и комната, которую она раньше делила с Гитти, набиты шляпными коробками и картонными коробками с ее приданым. Рейзл чувствует фантомное присутствие своего суженого Мойше.

И она по нему скучает! Как можно так тянуться к человеку, которого видела всего дважды? Она мечется между тягой и сомнением, волнуется, что передумает, боится, что он ей не подходит, что она сама передумает. Она знает, что видеть его до свадьбы не положено, но умоляет мами устроить им встречу. Ну пожалуйста, мами, может, тебе нужно, чтобы он принес что-то из магазина? После непродолжительных слез и увещеваний мами соглашается.

Он несколько секунд стоит в коридоре у двери в ее комнату, пока Рейзл сидит, окруженная коробками, и собирает вещи.

– Вус из дус? – Мойше указывает на предмет в дальнем конце комнаты, его палец нацелен на ее стол подобно стреле.

– Ман компьютер.

Внутренности Рейзл затягиваются в узелок. До этого он был спрятан как обычно, под бумагами и старыми школьными тетрадями, но она их то ли сложила, чтобы увезти, то ли выбросила, и ноутбук остался без защиты.

– Фарвус? – спрашивает Мойше.

– В колледже на нем дают задания.

– Мазель тов, – говорит он. – Что ты больше не ходишь в колледж.

– Он нужен мне и для работы, – говорит Рейзл.

– Работу ты делаешь на работе. Дом – для нашей семьи.

– Но…

– В нашем доме не будет компьютера.

И так прекращаются ее просмотры порно. Ноутбук отправляется в коробку с ее детскими цацками, которая не переезжает в новую квартиру Рейзл и Мойше.

* * *