Шмуц

– Йа, – соглашается она. Для ребенка не порок быть ребенком. Но и взрослый тоже может измениться. Может совершить тшуву, раскаяться, вернуться. В его глазах она видит возможность, видит невесту, которой может стать. Вся в белом, прошлое – длинный подол, струящийся за ней, и несут его другие люди, чтобы она могла идти вперед с их помощью.

Мойше заказывает еще две газировки, они продолжают общаться. Рейзл уже слышала от мами, которой рассказала сваха, что Мойше стремительно изучает Талмуд – «быстрее большинства», сказала сваха, подчеркивая его интеллект.

Мойше рассказывает, что изучает брачные законы. Он уже их изучал много лет назад, как полагается в иешиве, но теперь он делает это самостоятельно, более углубленно, с бо́льшим количеством комментариев.

– Чтобы подготовиться, – он опускает глаза на столик, чтобы не смотреть на Рейзл, произнося это.

Рейзл размышляет о его словах. Мужчина, изучающий тему, чтобы ею жить. Что делают мужчины, которые женятся без подобной подготовки? И что Мойше, по собственному мнению, знает о браке, о том, каково быть мужем, из всего прочитанного? Ей хочется прогнать мысль о том, что Талмуд якобы мог предсказать какую-то личную истину в диспутах раввинов, приходящих к решениям, которым тысячи лет спустя последуют они с Мойше.

«Там есть все». Вот что Талмуд говорит о Талмуде – помимо тех обрывков, что Рейзл слышала из разговоров тати с братьями. Они в это верят. Они верят, что из этих занятий черпают мудрость, необходимую для жизни. Это инструкция, примеры предков вне зависимости от того, чем кончилась их история – казнен римлянами, крюками сорвавшими с него кожу, как Рабби Акива[75], или погиб от слабого здоровья или старости, как Ребе Нахман[76], чья душа была вытянута из тела, «как волос из чаши молока».

Но в Талмуде есть не все. Там нет Рейзл. Нет ее страха и желания – и страха перед желанием. Как бы тщательно Мойше ни изучал текст, он не найдет там предупреждения, что она знает больше об их телах, о том, что их тела могут делать друг с другом. Книга не предполагает сюрпризов. Их предполагает тело, ее тело.

Мойше думает, что уже ее знает? Или он готов изучать ее точно так же, будто открывая новую страницу? Когда Мойше начал изучать брачные законы и углублять свои познания, примерно тогда же начались ее привычки. Все ночи, что он провел за чтением, за подготовкой к свадьбе, она провела за просмотром шмуца.

– Почему тебе смешно? – спрашивает Мойше, склоняя голову в сторону, глядя на нее добрыми и заинтересованными глазами.

Рейзл не смеялась, но выражение лица ее выдало. Как она может объяснить ему, что ситуация не смешная, а она смеется от отчаяния?

– Я боюсь тебе сказать, – говорит она. Это единственная правда, которую она может сказать без страха.

Он ненадолго задумывается.

– Нормально, чтобы калле немного боялась. Как и хосн, – добавляет он, и, хотя его щеки покрыты бородой, Рейзл знает, что кожа там сейчас красная – от намека на их потенциальный статус, от того, что он назвал их женихом и невестой, прежде чем они о чем-то договорились. Он опускает взгляд и прижимает подушечки пальцев к деревянному столу, будто пытаясь разгладить несуществующую скатерть, будто перед ним лежит страница гемары, ткань, бумага – что-то сморщенное, что необходимо выпрямить.

Когда официант возвращается, Мойше просит счет. Потом он снова говорит, что они точно где-то встречались.

Рейзл сразу говорит, что она на такое не ведется.

– Я во все это не верю.

– Ты и не обязана в это верить, – говорит он, поднимаясь. Кажется, он готов уходить. Она чувствует некое облегчение.

Но тут он говорит:

– Это не важно, веришь ты или нет. Пары сходятся на небесах…

– Значит, у нас нет свободы выбора? – перебивает она.

Кажется, ее слова его задевают, но всего на секунду. Он выпрямляется, становясь еще выше, не разрывая зрительного контакта, не направляясь к двери. Он не уходит.

– Это может быть правдой, даже если ты этого не понимаешь, – говорит он. Садится обратно и внимательно на нее смотрит. – Верить, как ты говоришь, совершенно не обязательно. Значение имеет лишь твое согласие.

Согласие? Уже? Она чувствует укол волнения в животе.

– Если завтра сваха позвонит твоим родителям и спросит, хотят ли они, чтобы мы стали парой, как ты думаешь, что они скажут?

Теперь настает очередь Рейзл смотреть в стол от стеснения. Никто так не поступает, никто не делает предложение самой девушке.

– Конечно, ты не знаешь, что они скажут. Согласятся ли они. Но, если ты не против, поделись со мной своими предположениями.

Рейзл отворачивается, все еще чувствуя неловкость от того, что он предложил ей такую лазейку, но при этом радуясь, что у него есть возможность спросить, а у нее есть возможность ответить, обойти правила и при этом ничего не нарушить. Она поднимает взгляд и видит, что он все это время не сводил с нее своих темных глаз. Он смотрит терпеливо, вопросительно, уверенно.

Она кивает.

* * *

– Ты сказала «да»?