Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – II

Эта способность к всепоглощающему сосредоточению не ограничивается погружением в какую-то конкретную или специфическую работу нашего более широкого «я» и может доходить до полного забвения себя в той конкретной деятельности, в которую мы в данный момент оказываемся вовлечены. Актер в моменты наиболее сильного воодушевления забывает, что он актер, и становится персонажем, которого он играет на сцене; не то чтобы он действительно считал себя Рамой или Раваной, но он на время отождествляется с психологическим образом и манерой поведения данного персонажа, отождествляется настолько, что забывает реального человека, исполняющего роль. И точно так же поэт, погружаясь в свою работу, забывает о себе, человеке, творце, и в эти мгновения только вдохновенная безличная сила выражает себя в форме ритмов и слов; всё остальное уходит на второй план и исчезает. Солдат забывает себя в бою и становится энергией, бросающейся в атаку, яростной и разящей силой. Точно так же про человека, охваченного гневом, обычно говорят, что он не помнит себя, или что он стал воплощением гнева (что еще полнее и точнее отражает реальное положение дел): но реальная истина, стоящая за этими словами, не является всей истиной его существа в данный момент времени, а лишь конкретным фактом проявления его сознательной энергии в действии. Он действительно забывает себя, забывает всё остальное свое существо с его другими импульсами и способностями сдерживать и контролировать себя, и просто действует как энергия охватившей его страсти, становится на время этой энергией. Это самая глубокая степень самозабвения, возможная в поведении обычного активного человека; ибо вскоре он неизбежно возвращается к более широкому и осведомленному о себе сознанию, временным движением которого и становится это самозабвение.

Но более обширное универсальное сознание должно обладать способностью доводить это движение до его высшей точки, до максимально возможного предела, которого может достичь относительное движение. И оно достигает этой точки, но не в человеческой бессознательности, неустойчивой и всегда возвращающейся к пробужденному сознательному существу, которым, по сути, и по своим характерным качествам является человек, а в несознательности материальной Природы. Эта несознательность не более реальна, чем неведение, вызванное всепоглощающим сосредоточением на нашем временном бытии, и ограничивающее бодрствующее сознание человека; ибо мы знаем, что не только в нас, но и в атоме, металле, растении, в каждой форме, в каждой энергии материальной Природы присутствует и действует тайная душа, тайная воля, тайный ум, отличные от немой и забывшей себя формы, Сознательное начало – сознательное даже в бессознательных вещах, – о котором говорится в Упанишадах, без чьего присутствия и вдохновляющей сознательной силы (или Тапаса) никакой труд Природы не мог бы быть завершен. Бессознательность свойственна Пракрити, внешней динамичной энергии, погруженной в свои труды, сосредоточенной на них и отождествленной с ними (отождествленной настолько глубоко, что это приводит к своеобразному трансу или обмороку), не способной, пока она прикована к формам своей деятельности, вернуться к своему подлинному «я», к целостному сознательному бытию и к интегральной силе сознательного бытия, которые она оставила скрытыми на заднем плане и о которых она, наслаждаясь самим процессом выполнения работы и собственной мощью, забыла. Пракрити, исполнительная Сила, перестает осознавать Пурушу, Сознательное Существо, хранит его в себе, не ведая об этом, и только с выходом сознания из этого забытья Несознательности она мало-помалу начинает снова осознавать его. Пуруша фактически соглашается облачиться во внешнюю форму, созданную для него Пракрити; на первый взгляд, он становится Бессознательным, физическим существом, затем витальным, затем ментальным существом, но во всех этих формах он, по сути, остается собой; свет тайного сознательного Существа поддерживает и направляет работу бессознательной или начинающей становиться сознательной энергии Природы.