Швейцарский счет

Ему было четырнадцать, ей – восемнадцать. Она являла собой образчик остроумия, веселости и красоты, ее дивное, тонкое лицо и шаловливый смех сводили с ума стеснительного прыщавого подростка. Он мучился, не в силах открыться взрослой манкой кокетке, она дразнила его, находя обожание симпатичного мальчишки забавным. Когда они с родителями выезжали в лес на пикники, она украдкой жала ему руку или целовала в вихрастую макушку, и от души забавлялась, видя его смущение. Оставаясь с ней наедине, он испытывал двойственные чувства: паническое желание бежать и броситься к ее ногам. Она играла с ним, как кошка с мышью, распаляла его, мучила и потешалась, видя, как, подобно воску, плавится его наивное юное сердечко. Взрослые шалости молодых всерьез не принимали. Однажды она позволила ему потрогать ее грудь. О, он до смерти не забудет громоподобного ощущения от прикосновения к тугой, податливой плоти. Это длилось секунд десять-пятнадцать, не больше, но для него время остановилось, пот хлестал по лицу ручьями, он мелко дрожал, а она, заметив щенячью мольбу в детских глазах, поняла, что мальчик сомлел, резко оттолкнула Жана, и, громко рассмеявшись, убежала на теннисный корт. Он же затаился в ближайших кустах и, полуживой от страсти, захлебываясь от любви и желания, следил за своей богиней. Она преследовала его во сне и наяву. Он возбужденно шептал ей:

– Я люблю тебя больше жизни.

Она томно закатывала глаза и отвечала:

– Ты – мой верный рыцарь. Но ты слишком мал.

– Ты выйдешь за меня? – не унимался он.

– Очень может быть. Когда-нибудь, – игриво мурлыкала она и со смехом убегала.

Сколько раз ему снилось, как он уверенно ласкает ее восхитительное тело, и просыпался в постыдной луже, злой и разочарованный. Спустя четыре месяца своей мучительной страсти, он решил, что непременно женится на Женевьеве, чего бы это ему не стоило. Его не пугало даже близкое родство с девушкой.

«Мы убежим в Америку. Купим фальшивые документы и будем счастливы», – твердо решил он и успокоился. Теперь нужно было ждать совершеннолетия и терпеть. Терпеть и райское блаженство, и адовы муки рядом с коварной кокеткой, мало интересовавшейся душевным состоянием мальчугана, зато искусно распалявшей его страсть. Она просто играла. К сожалению, он понял это спустя многие годы. А тогда…

Когда он узнал, что Женевьева после Нового года выходит замуж за пожилого владельца яхт-клуба («пожилому» владельцу было что-то около тридцати пяти), он решил повеситься. Продумал свой план в деталях, он хотел сделать это на заре, на большой раскидистой яблоне, прямо под ее окном.

– Чтобы она проснулась и увидела мое бездыханное тело, – лихорадочно бормотал он, ворочаясь по ночам в постели.

Но потом решил, что болтающийся на веревке, с вывалившимся наружу черным языком (видел в кино), он будет выглядеть безобразно. Вскрыть вены – пошло, травиться снотворным – как-то инфантильно, очень по-женски. Словом, перебрал все способы наложить на себя руки, и ни один не показался ему достойным. И вот однажды во сне ему явился святой Лука, он светло улыбался, приблизившись к мальчику, перекрестил его и ласково произнес: «Ступай к Господу, сынок. Он – твоя истинная любовь». Жан-Пьер проснулся обновленный. Мысли о смерти оставили его. И он впал в другую крайность – решил посвятить свою жизнь Богу. Женщина, которую он любил больше жизни, предала его. А полюбить другую он не сможет уже никогда (тогда парнишка был абсолютно в этом уверен), и он решился бежать в монастырь. Без денег и документов явился к настоятелю монастыря аббату Арману Крюшо, упал на колени и рассказал о том, что с ним произошло. Аббат Крюшо, вопреки его ожиданиям, отнесся к Жану с сочувствием и пониманием. Его приняли с испытательным сроком, на месяц, дав возможность юноше осмотреться и обдумать принятое решение, дважды приезжали родители, настаивали на его возвращении в мирскую жизнь. Мать плакала навзрыд, умоляя мальчика одуматься. Но Жан, наблюдая гармоничное существование монахов в святой обители, чем дальше, тем больше осознавал, что принятое в горячечном бреду решение служить Господу, единственно верное. И родители смирились. Потом был Парижский католический институт, рукоположение в сан и скромный приход в Берне.

«Господи, как же она похожа на Женевьеву, – размышлял он, глядя в темноту.– И походка, вкрадчивая, мягкая, кошачья. И тембр голоса – высокий, переливчатый. Только вот родинки на лице Женевьевы не было… А может, она и впрямь прислужница сатаны, явившаяся погубить мою бессмертную душу?», – вяло думал он, засыпая под свистящее горловое бульканье старого Буателя. «Ничего у тебя не выйдет, искусительница», – шепотом пригрозил он невидимой Алисе и заснул.

Глава восьмая