Сикарио

Рассказывают, что бывали времена, когда в подвалах цитадели скапливались такие сокровища, что не было пирата, короля или корсара, который не мечтал бы захватить Картахену, но на протяжении всей истории это ни кому не удалось сделать и меня убеждали, что это единственное место на планете никогда и никем не захваченное.

Но, в конце концов, это не так уж и важно.

История меня никогда не привлекала.

Важно другое. Важно, что на протяжении этих веков, скольких не знаю, Картахена была своего рода сейфом для конкистадоров со всей Америки, и благодаря этому процветала. Здесь селилась публика важная, превратившая со временем весь город в место радости и нескончаемого удовольствия, благослови их Господь! И потомки сделали все возможное, чтобы сохранить все в первозданном виде.

Вы уже знаете меня достаточно хорошо и знаете, что для меня улицы были местом, где нужно было убегать, просить милостыню, где можно было воровать, грабить, а также и убивать, высматривая всегда ближайший люк в канализацию, где можно было бы укрыться, но тут я вдруг обнаружил, что существуют совершенно иные улицы.

В Картахене улицы предназначены для того, чтобы люди прогуливались при свете фонарей, без опасения, что их ограбят или изнасилуют, приветствуя тех, кто вынес стульчик и сидит перед входом в свой дом, наслаждаясь вечерней прохладой, или останавливаются, чтобы послушать как играют на гитаре или поют тихонько, где-нибудь в углу площади.

Карибская кровь темная и горячая, иногда густая и сладкая, кровь людей веселых, все время погруженных в кутежи, разного рода увеселения, и не желающая видеть как та же кровь проливается.

Совершенно другая кровь!

Дня через три ярость, бушевавшая внутри меня, незаметно погасала и я успокоился.

Более двадцати лет нескончаемых огорчений и злости, более двадцати лет я ненавидел мир, который в ответ ненавидел меня, и все это время постоянно прибывал в напряженном ожидании ответного удара, а там это тягостное ощущение разом исчезло, как по волшебству, как будто было достаточно, чтобы я намочил ноги в том прозрачном море и вся та злость растворилась, словно кусок сахара.

Роман Моралес объяснил это нервной разгрузкой, весьма характерной для людей приехавших с гор, но в моем понимании это скорее всего было из-за необычного впечатления, которое произвело на меня то место, и где я обнаружил, что местные жители и в самом деле похожи на человеческих существ.

Как бы это понравилось Абигаилу! С каким бы наслаждением он прокатился в карете, запряженной лошадьми, под луной фиолетового цвета, что весьма характерно для карибской луны, когда она поднимается над горизонтом и морской туман на какое-то время окутывает её.

Езжайте в Картахену, сеньор, искренне советую! Езжайте в Картахену и наслаждайтесь морем и какой-нибудь очаровательной мулаткой, и забудьте о вещах, которые никого не интересуют.

Что вы упираетесь? Вам что, не нравится море или мулатки?

О море у меня сохранились самые ужасные воспоминания, это совершенно точно, самые страшные, какие только могут привидеться человеку, но про мулаток из Картахены… про них, сеньор, я мог бы рассказывать страстно, с наслаждением года четыре, не меньше.

Ту, которую я больше всего любил, звали Мария Луна, хотя никто её не называл кроме как Луна… только и всего. И с самого первого момента имя её растаяло у меня на языке, как кусок спелого манго.

Влюбился я с первого взгляда. И клянусь вам, у меня было такое ощущение, словно вся моя жизнь прошла в ожидании этого чуда. А может быть это произошло потому, что растеряв всю свою злобу и ярость, внутри меня вдруг образовалось столько пустого места, которое Мария Луна и заняла.

Я полюбил её смех много раньше, чем её саму. Внутри у меня всё начинало трепетать, как только я слышал тот смех, даже если саму её еще не видел. Смех её напоминал звон тысячи колокольчиков. И я сам невольно начинал смеяться, слушая как она смеется, и до сих пор не могу объяснить как ей удавалось заразить своим смехом всех вокруг, включая священников. Как-то она созналась, что в детстве, будучи в колледже, ей запретили приходить со всеми на молитву, поскольку по её вине всё это быстро превращалось в шумную забаву.

Её духовный наставник однажды не выдержал и выгнал с исповеди. И клянусь, сеньор, что в течение того времени, когда я жил с ней, у меня болел живот от постоянного смеха или подступала такая икота, от которой не мог избавиться весь день.

Я смеялся всегда, в самое не подходящее время, в том числе и во время оргазма, поскольку и в эти интимные моменты она не преставала говорить всякие глупости. Откровенно говоря, я умудрился несколько раз свалиться с кровати и не был в состоянии довести дело до положенного конца.

Никогда не мог объяснить этот феномен.

И не то, чтобы она рассказывала какие-нибудь остроумные шутки или очаровательные веселые истории, нет, говорила всякую чушь, словно Братья Маркс в юбках.