Синдром бесконечной радости

Из дома вышла пожилая женщина в коричневом платье, поманила Наталью рукой, та засеменила к крыльцу, велев Вовчику подождать ее там, где он стоял.

Добрыню это устраивало, он осторожно оглядывал двор, прикидывая, как тут все устроено и куда в случае чего бежать.

Вдруг на крыльце за спиной пожилой женщины появилась еще одна – молодая, с гладко убранными волосами, одетая в такое же коричневое платье, и Вовчик, вглядевшись, тут же узнал ту, из-за которой Тинка оказалась здесь.

Дарина Царькова, родная сестра ее подруги Анны.

«Ну хоть не зря», – с неким даже облегчением подумал он, провожая девушку взглядом.

– Добрыня, ну что же ты? Оглох? – раздалось от крыльца, и Вовчик, тряхнув головой, гаркнул:

– Задумался!

– Не стоит оглашать дом громким криком, – наставительно произнесла пожилая женщина. – В присутствии Прозревшей постарайтесь говорить негромко, очень вас прошу.

– Да, извините… это я от радости… – изобразил смущение Вовчик и опустил глаза в землю, демонстрируя смирение.

– Какой богатырь, – восхитилась пожилая, – настоящий Добрыня. Нам такие очень нужны, физической силой не обижен, сразу видно.

– Могу подкову разогнуть, – скромно сообщил Вовчик, который действительно мог показать такой трюк.

– А человека в бараний рог согнуть? – раздался за его спиной мужской голос, и Вовчик, обернувшись, увидел прямо перед собой Сухаря, насмешливо оглядывавшего новичка с ног до головы.

– Тебя, например, могу, – глядя ему в лицо, сказал Вовчик. – А надо?

– Меня – не надо. А в остальном посмотрим.

Сухарь обошел стоявших на крыльце женщин и скрылся в темноте прихожей.

– Идем, молодой человек, к Прозревшей, она ждет, – посторонившись, пригласила пожилая женщина, и Добрыня поднялся на крыльцо, успев заметить, как Наталью отпустили небрежным жестом, как будто дали понять – твое дело сделано, убирайся.

– На второй этаж, лестница в конце коридора, – подсказывала женщина, двигаясь следом за Вовчиком.

Он старался не озираться по сторонам, не демонстрировать явного интереса, не делать ничего, что могло бы насторожить его спутницу.

На втором этаже она обогнала его, подошла к распашной двери и постучала, а через минуту открыла дверь, вошла, поманив Вовчика за собой:

– Вот человек, Прозревшая. Он хочет стать примкнувшим.

Женщина посторонилась в дверях, пропустила Вовчика вперед, и он увидел большой кабинет, обставленный тяжелой коричневой мебелью, огромный письменный стол, а за ним – красивую длинноволосую женщину в белой блузке с закатанными рукавами.

Она встала и улыбнулась:

– Клавдия Васильевна, спасибо. Вы можете пока заниматься своими делами. – Вовчик услышал, как двери за спиной закрылись. – А вы проходите, пожалуйста, располагайтесь. – Она указала на кресло у стола, и Вовчик сел, стараясь не пялиться на женщину слишком уж внаглую.

«Так вот ты какая, Прозревшая, а в миру Яна Грязнова, – подумал он, отметив мягкие движения и неторопливую речь женщины. – Аккуратнее с тобой надо, ты с порога начинаешь свои манипуляции».

В спецшколе Вовчика учили противостоять попыткам психологического давления, но ему никогда не приходилось применять эти навыки на практике, и вот сейчас он интуитивно чувствовал, что ему придется сделать это.

– Давайте попьем чаю и побеседуем, – радушно предложила Прозревшая, придвигая к себе поднос, на котором высился фарфоровый чайник и стояли две чашки. – Угощайтесь, это наш собственный напиток, на местных травах, – разливая светлую жидкость по чашкам, продолжала она. – И мед с нашей пасеки. У нас ведь большое хозяйство.

– Я успел это заметить, – сказал Вовчик, принимая из рук Прозревшей чашку на блюдце и аккуратно опуская ее на стол.

Сделать первый глоток он собирался только после того, как убедится, что сама хозяйка тоже пьет чай.

– Работы, конечно, хватает… что вы умеете, Добрыня?

– Боюсь, что я мало что смыслю в том, чем у вас тут занимаются. Но думаю, что смогу быстро обучиться чему угодно.

Она взяла свою чашку, сделала глоток, зажмурилась:

– Пейте чай, пожалуйста, и не волнуйтесь – в нем нет никаких галлюциногенов. – Вовчик хмыкнул, а Прозревшая продолжила: – Я понимаю ваши опасения, про наше Согласие говорят разное… но мне ни к чему опаивать тех, кто хочет стать примкнувшим. – Она вдруг умолкла и, поймав взгляд Вовчика, стала говорить журчащим голосом: – К нам приходят добровольно, мы никого не заставляем быть здесь насильно. Вся наша жизнь подчинена тому, чтобы нести людям радость… вот и вы пришли сюда в поисках радости, вы ведь поняли, в чем она заключается для вас… – Добрыня почувствовал, как его веки тяжелеют, и начал сопротивляться, отметив, как по лицу Прозревшей пробежала тень удивления. – И вы получите эту радость здесь… у нас… мы рады всем, кто хочет идти вместе с нами, кто готов помогать… – Давление стало сильнее, и Вовчику пришлось мобилизоваться, он даже украдкой сильно ущипнул себя за ляжку, чтобы боль привела его в чувство, а потом вспомнил о воткнутой в клапан кармана куртки английской булавке, незаметно ее достал и всадил в бедро, стараясь не поморщиться.

Стало легче, давление ослабло, и он мог слушать Прозревшую дальше.