Синие погоны

Работа на общественных началах в следствии это типо получения первоначальных знаний для того чтобы понимать что это вообще за работа, возникнет ли интерес к ней после проведенной практики. Поскольку работать на общественных началах в следствии я пошел осознанно и по личной воле, мне было интересно все. Именно здесь я начал узнавать кухню системы. Но начал не с того. Желая знать все о следствии и поскорее устроиться на такую престижную работу еще студентом, я стал жадно поглощать книги из библиотеки следственных отделов, где довелось побывать. И конечно, тому что я узнал в следственных отделах, отделившихся от прокуратуры, в институте не научат, потому что в институте существует лишь пропаганда, это и реклама престижной работы в следствии, и высокой зарплаты, и карьерного роста, интересной работы, но все что лично через меня прошло, так это опыт хождения по магазинам за булками следователям, да звание лучшего по копированию бумаг. Да уж, я всегда бегал за булками для всех следователей отдела, гремя мелочью в карманах, но зато знал какие у кого вкусы. Я знал кто любит булки с изюмом, а кто их ненавидел, знал даже того кто любит эти булки с изюмом, но изюм ненавидел и приходилось даже выковыривать его, чтобы доставить стражу закона его пищу. За это я вознаграждался кипой бумаги для копирования и отсутствием реального опыта. На места происшествий я выезжал редко, хотя готов был познавать и поглощать все, вставать среди ночи и хотя бы краем глаза посмотреть на работу следователя, но возможности такой не давали. В области гремели проверки, связанные с хищением от покупок томографов, а уголовные дела по таким фактам были многотомными и конечно же, именно я занимался оригами с подшивкой картонной бумаги для обложки томов уголовных дел, описью материалов, рисованием цифр на листиках из двухсот пятидесяти листов, а также сверлению на пять дырочек этих сложенных в стопку листов. Такая работа занимала все «рабочее время»: и день, и ночь, будни и выходные. Зима и лето. Работа в следствии это работа гончей собаки, и если общественный помощник, студент, корпел над технической работой, то не сложно представить, сколько иной и настоящей работы было у самого следователя, который не успевал даже в душ сходить на выходной, не успевал свою скромную зарплату в тридцать тысяч потратить, а мое появление ради их помощи и вовсе ограничило их появление на свете, ведь это я бегал им за едой, в то время как они засиживались в кабинетах, исполняя закон и борясь с преступностью. Будущее в следствии мне представлялось тяжким бременем. Казалось, что сложнее работы быть не может, если только ты не шахтер. Я понимал, что работать в следствии ни в коем случае нельзя и это стало моим страхом номер два. Первым страхом было стать одному. Собственно, почему я все же ходил два года общественником и не бросил затею, хотя с самого начала было ясно чем я займусь, заключалась только лишь в том, что в книгах про следствие, что я читал, то и дело пестрили сводки о закрытых делах, о том как следователи распутывали нераспутываемое, как они фанатично искали преступников по следам спермы или слюны, и прочем. Возможно все это бред, но я был слишком молод и впечатлителен. И за отсутствием иной работы, спустя два года бесполезности и таких же перспектив, интерес к этой работе я совсем потерял. Именно на тот момент мне стало ясно, что жизнь свою провести в четырех стенах не хочу, так же как и быть похожим на них, этих посредственных людей, как мне казалось, этих следователей было даже жалко и я совсем не понимал, что их держит на такой работе, чего они от жизни ждут. Посчастливилось по ходу практики доставить меня удовольствием посетить прокуратуру на общественных началах лишь на две недели. Я был устроен в прокуратуру Волжского района, где тамошний прокурор обещал родителям места двадцать лет назад, чтобы понять что это такое и какая здесь «кухня». Но за те две недели я ничего не понял, поручения прокурора района, за которым я был закреплен, сводились лишь к тому, чтобы покупать ему сливки. Не понимая значений его приказов, я купил взбитые сливки, тогда как он наказал мне бежать, но уже за свой счет за новыми сливками. Оказывается, надо было покупать сливки для кофе. По сравнению со следствием прокуратура вообще ничего не делала. Ушел я и оттуда. Проходил я практику и в полиции. Здесь было много жизни. Описать из соображений совести не смогу. Единственное, что запомнилось навсегда, это запах. Запах в прокуратуре, следственном комитете и полиции разный. В прокуратуре это запах цветущих растений в кабинетах и духов канцелярских служанок. В следственном комитете – запах пота и горячей после только вышедшего из принтера бумаги, в полиции – вечный запах бодуна от постоянно наполняющейся камеры задержанных.