Синие погоны

В перерывах между учебой в школе и секцией бокса я брал одноклассников, скидывались деньгами, покупали неподалеку портвейн, он был дешевый и единственно доступным алкоголем, нас было трое, одна из них Таня, брали по три бутылки, напиток этот не был сродни водки, градус поменьше, а рыла три. На каждого по бутылке. Распивали у меня дома, родители домой точно не придут до шести вечера, они работают, а в квартире никто не заметит. Я пил и целовался с Таней, но Таня не давала мне, хотя в тринадцать было уже нормой впервые пробовать это. Но она мне не давала и оставляла меня девственником. Таня была одноклассницей, но не первой моей любовью, первая любовь все же Маша, но при Маше я прилюдно обосрался на уроке чтения стихов, а Таня ничего этого не знала, я не показывался ей во всей красе. Она плохо училась и я, мы нашли друг друга. После уроков уходили гулять на набережную, зимой лежали заледеневшем водохранилище и смотрели в небо, держались за руки, часто смеялись и везде где можно целовались, она трогала меня, я трогал ее, но она не давала мне, при всем раскованном и бурном ее характере она испорчена не была и не позволила мне быть испорченным. В большей степени, благодаря ей, я оставался девственником до своих восемнадцати.

Потом в школу пришла женщина в годах, она пришла на урок физкультуры и предложила желающим попасть на секцию академической гребли. Меня лично она не приглашала, но одноклассник с высоким ростом предложил мне пойти с ним по приколу. Делать мне особо нечего, и я пошел с ним.

Спортивная база на берегу реки, она была в таком же упадке, как и поселок в детстве, все какое-то деревянное, гниющее, соответствующий запах от топки углей, осень была холодной. Лодки в деревянном старом ангаре были тоже деревянные, весла деревянные, в раздевалке соответствующий тому запах носков и пота. Деревянный плот у реки для спуска лодки на воду всегда представлял собой какое-то сборище посторонних, кто-то ловил здесь рыбу, кто-то бухал. Путь от дома до этой базы представлял действительно препятствия в виде только гопников, нужно было проходить так чтобы не натолкнуться на них и на их требование закурить. Курить-то я курил, но не одной лишь сигаретой этой требование ограничится, поэтому однажды я пришел совершенно пустой на тренировку, вонючие носки у меня с формой не забрали, но я был уже без денег на обратный проезд.

Тренировки начинались после школы, в четыре дня. Заканчивались в семь вечера. Долго мы спускали лодку на воду, долго меня учили грести, попутно надо было отнести моторный двигатель к лодке для тренера к плоту, установить его. Пока ты дойдешь до плота и будешь готов погрузиться в воду, чтобы начать полноценную тренировку ты уже устаешь. А перед этим спуском на воду нужно было еще пробежаться от базы и до моста, ну и обратно. Конечно, никто не бегал. Типо выбежал из базы и дальше пешком, дошел до колодца, облился водой, будто вспотел и типо бежишь обратно, чтобы тренер увидел твою усталость. И так каждый день,

Так прошла моя осень, а грести мне не нравилось от слова совсем, не в то время ли года пришел заниматься, или просто не мое. Вообще, в то время я мало думал о том, что мое, а что нет, я себя не нашел и не стремился к этому. Как получал тройки, так и продолжал, как встречался с Таней бессмысленно, так и продолжал, как и пил портвейн. Интересов не было, хотя я переехал в город. Но не буду же я по всем секциям ходить, уже тринадцать лет, уже поздно начинать что-либо. Приходя домой с тренировок я не делал ничего, даже уроки не делал, к черту, зачем. Спишу у кого и делов-то, сидел перед телевизором и смотрел всякую чушь по каналам, которых было уже больше чем в Сухарях. Все же город. Так прошла осень и проходила зима.