Весь следующий день, сидя в кабинете Дьобулуса, я следила за продолжением баталий, курила и пила вино, цедя каждый бокал по два часа. Конфликт обрастал новыми претензиями, собирал на себя всю грязь, как катящийся пластилиновый шарик. Не слишком ли много последствий из-за одной свернутой морды, пусть даже такой упитанной?
Несколько раз Науэль пытался отвлечь меня от моего занятия, нависая над душой и демонстративно кашляя. Кашлять ему удавалось без усилий, потому что в кабинете из-за моих сигарет топор можно было вешать. Тем не менее его попытки не увенчались успехом – я только отмахивалась. Не то чтобы мне на самом деле было настолько не до него, но, помня о его вчерашнем поведении (даже если оно больше рассмешило меня, чем разозлило), я не считала обязательным для себя бежать по первому же его зову. И по второму. И по третьему. И по всем последующим (он был настойчив). По правде, мне просто не хотелось его видеть. Он надоел мне как что-то слишком яркое, навязчиво бросающееся в глаза. Я не перестала считать его другом, но мне было лучше без его раздражительности, зубоскальства и взглядов исподлобья. По крайней мере сегодня.
Совершенно издерганная и нетрезвая, к ночи я задремала в кабинете, и Дьобулус отнес меня в мою комнату. Он посидел возле меня на кровати, перебирая мои волосы. Полуспящая и полупьяная, я была лишена моральных ограничений, и моя симпатия к нему распростерлась свободно. Какая-то часть моего существа, самая необласканная и забытая, тянулась к нему, стремилась свернуться и согреться на его ладони, укрыться под его пальцами. Дьобулус дождался, когда меня сморит сон, и после этого ушел.
Проснувшись утром, я обнаружила на одеяле салфетку с сообщением от Науэля: «Обрати на меня внимание». Перевернув салфетку, я увидела на ее противоположной стороне собственную рекомендацию постричь волосы. Ниже было написано: «Поговори со мной».
– Ты наконец добрался до своей кровати, надо же, – вслух произнесла я, хотя мне было все равно, где он ночует. После пробуждения я отчетливо ощущала холод, сковавший сердце.
Оттягивая встречу с Науэлем, я заглянула к Дьобулусу и от него узнала, что переговоры завершились полным крахом – стороны расстались в состоянии крайнего раздражения. Мы посидели, болтая ни о чем, пока я приводила нервы в порядок, и, когда Науэль заглянул в кабинет, одновременно бросились друг другу в объятия, едва не стукнувшись лбами. Науэль вылетел, злобно хлопнув дверью, а мы отстранились и продолжили разговор. То ли оттого, что меня занимало другое, то ли потому, что стоило мне прикоснуться к Дьобулусу, сразу представлялось искаженное от ярости лицо Науэля, но мои планы насчет Дьобулуса утратили силу. О чем, впрочем, я не намеревалась ставить в известность Науэля, чтобы он не тешил себя убежденностью, что его оскорбительные приказы способны на меня повлиять.
Все еще расстроенная и разозленная бурными политическими событиями, я села побороться с Микелем в одной из его видеоигр и неожиданно выиграла. Потом я почитала учебник по психиатрии, сидя на диване в гостиной и тыкая пальцами ног в пушистый бок кота. Котяра ворчал, но не уходил. Я восторжествовала, когда мне таки удалось обратить его в бегство, хотя и осознавала, что сейчас для меня и плевки в потолок развлечение. Что угодно, только не идти к Науэлю.
В его комнате окно было раскрыто нараспашку, лежащие на столе книги совсем промокли от дождя. В ванной шумела вода. Я закрыла окно, не торопясь разложила книги для просушки. Удовлетворяя пустое любопытство, заглянула в гардеробную (двадцать пар розовых кед), еще немного постояла в комнате и, приготовив себя к потоку нытья и недовольства, постучалась в дверь ванной комнаты.
– Войди, – Науэль стоял возле раковины и ждал, когда в ванну наберется достаточно воды.
– У тебя наблюдается явный избыток розовых кед.
– Розовые кеды приносят удачу.
– Это твое странное персональное суеверие.
– Они действительно приносят удачу, – сразу обиделся Науэль. От поднимающегося пара стекла его очков запотели. Он протер их и снова водрузил на нос. Подслеповатый и какой-то рассеянный, в мятой рубашке поверх футболки не по размеру, он выглядел просто и очаровательно, но рассматривал меня с крайним неодобрением.
– Ты одета как двенадцатилетняя девочка.
Не знаю, с чего это сравнение. На мне было черное короткое платье, присборенное под грудью, и того же цвета блестящие балетки с бантиками. Да и вообще с моими буферами девочка из меня сильно так себе.
– Как шлюха я тебе не нравлюсь. Как девочка тоже. Видать, не судьба мне тебе угодить, – усмехнулась я. – А Дьобулус сказал, что я выгляжу очаровательно.
– Ты красивая, – безжизненным тоном сообщил Науэль. – Но раньше ты одевалась как придется. Ты изменилась, стала совсем другая.
– Я ощущала себя уродиной, которую ничто не сделает краше. А недавно вдруг обнаружила, что я вполне симпатична. У меня большие глаза. И грудь. И я больше не кажусь себе толстой.
– Вот, например, ты считала Дьобулуса преступником. А теперь вы будто… будто закадычные приятели.