Синие цветы I: Анна

– На это ты вряд ли решишься. Каждый в первую очередь думает о том, чтобы прикрыть свою задницу, а не оголить чужую, – Науэль выдул из жвачки большой розовый пузырь и, лопнув его, втянул жвачку в рот. Хлопок, с которым взорвался пузырь, прозвучал слишком громко, хотя за окном шелестел дождь. Облако напряжения между Науэлем и Дитреком набухало, чернело, готовилось к ливню, но первого оно, кажется, не беспокоило. Науэль снова надул пузырь и лопнул.

– Хватит, – потребовал Дитрек.

– Я тебя чем-то раздражаю? – Науэль сделал большие глаза.

Дитрек положил ногу на ногу, опустил на колено сцепленные пальцы и кинул на меня осторожный взгляд, пытаясь определить мою роль в этом спектакле, в итоге, видимо, решив, что на меня можно не обращать внимания.

– Я видел твоего отца недавно, – сообщил он небрежно. – Он говорил, что старается не терять тебя из виду.

– Я в курсе.

– Он сказал, ты ужасно сердит, до сих пор. Предупреждал меня, что ты можешь проявить мстительность. Мне даже показалось, он тебя побаивается. Тебе нужно наладить отношения с семьей, Науэль.

– Отношения с семьей совершенно меня устраивают. Меня не заботит их существование, их не заботит мое. Мир и гармония.

– Он так плохо выглядит, – продолжал Дитрек. – Его пристрастие к алкоголю превышает допустимые пределы.

– Его проблемы.

– Конечно, ты не возьмешь на себя заботу о нем. Предпочитаешь держаться от него подальше, ведь если ваше родство станет известным, это может тебе навредить.

Науэль невозмутимо жевал жвачку.

– Не больше, чем тебе навредит знакомство с ним, если об этом станет известным. Интересный он человек, мой отец. Такое ощущение, что каждый, кто с ним связан, старается хранить это в тайне.

Дитрек попытался изобразить саркастичную усмешку. Его и на полсекунды не хватило.

– Так что не в наших интересах разглашать некоторые факты, не правда ли?

– Конечно, – согласился Науэль. – Ведь у меня есть множество других фактов, разглашать которые я могу без каких-либо неприятных последствий для себя.

– Кто поверит тебе, блядь ты подзаборная, – с внезапной злобой огрызнулся Дитрек, и я вздрогнула.

Что мне делать в случае, если Дитрек набросится на Науэля? Науэль, казалось, поднабрался манер у кота Дьобулуса: невозмутим и пушист, источает блаженство глубокого покоя, играет когтями, то выпуская их, то пряча.

– Может, оно и так. Но кроме тебя были и другие, ты помнишь?

Дитрек смотрел на него широко раскрытыми глазами.

– Ты не станешь ворошить все это.

– Почему бы и нет? – поднял бровь Науэль. – Давай подумаем, что может мне помешать. Стыд? У меня нет стыда. Совесть? В данном случае она должна терзать не меня. Страх запятнать репутацию? – он рассмеялся. – Какая нелепость, на мне же клейма ставить негде. Так что может остановить меня, деточка?

Дитрек стиснул челюсти.

– Ничего, – ответил Науэль на собственный вопрос и обнажил снежно-белые клычки. – Если только лень. Но меня подгоняет азарт. Я предчувствую, какое это будет удовольствие – столкнуть вас, посмотреть, как вы закапываете друг друга в дерьмо, пытаясь пройти эту трясину по головам.

– Против нас только твои слова, – произнес Дитрек глухо. – Которые никто не воспримет всерьез.

– О нет, – зевнул Науэль. – Все вы

против друг друга. Отрицай это, – он раздвинул губы в широкой, как для журнальной обложки, улыбке, на фальшь которой указывала лишь ее чрезмерная жизнерадостность. – Ну-ну-ну, возрази мне. Я теряю кайф, когда жертва не сопротивляется.

Но Дитрек только процедил:

– Твой отец тоже в этом замешан. И не сможет стать исключением.

Науэль равнодушно пожал плечами.

– Что ж, из песни слов не выкинуть. Но можно их круто зацензурить. Так давай же помечтаем вместе, что может получиться. Даже если официально затравить вас мне не удастся, крупное представление обеспечено, а ты же знаешь, я это обожаю. Надоели злодеи второго плана. Хочу жертву первого. Подозреваю, эта роль окажется успешной, ведь любая дура готова оправдать меня, если дать ей хотя бы малейшую возможность это сделать. Я слишком красив, чтобы быть плохим – столь удобная для меня женская логика. Что может быть лучше подобной истерии, если я решу устроить себе стирку с отбеливанием? Ох, у меня были причины вести себя плохо, потому что моя психика так ужасно травмирована. Нельзя травмировать психику человека, у которого такие большие глаза и длинные ноги. Травмируйте уродов. Может быть, я даже пущу слезу – не проблема для меня, я человек-аквариум и лью слезы как воду, единственная сложность: не заржать в процессе. Впрочем, всегда можно сказать, что это нервное. Что касается вас, то тут все сложится не столь радостно, но кого колышет? В бизнесе важна репутация. Хотя меня всегда удивляло – не все ли равно, какие аморальные делишки висят на типе, у которого ты покупаешь кирпичи?

Во время длинного монолога Науэля Дитрек стискивал виски, точно его голова грозила расколоться надвое. Когда Науэль наконец умолк и сосредоточился на своей жвачке, Дитрек послал ему угрюмый взгляд.

– Никуда без скандалов, Науэль? Ты даже не смог оставить наш паршивый городишко, не перебудоражив всех и вся.