Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Но когда в размышление о Боге вовлечен ум его, [человек] поднимается выше состязания. Не то, чтобы он преодолел помыслы, движения и страсти, но он царствует над ними, и они полностью исчезают. Они не побеждены, и никакой победы здесь нет; однако ни страсти, ни воспоминания о них, ни побуждения их [больше] не возникают, ибо такой [человек] восхищен из мира; и все мысли, действия, различия и знание о них – всех их оставляет он долу[57], где им и место, тогда как ум взят из их среды. Но если добродетель состоит в страстях, добродетелях и прочем, тогда, вне всякого сомнения, по земле блуждает разум.

Когда же [человек] размышляет о Боге и о богатствах волн того, что относится к Нему и принадлежит Ему, тогда он удаляется из мира, и дверь для всех воспоминаний закрывается, и остаются страсти на своих местах праздными, а он поднят превыше того [места], где они находятся. Ибо нет добродетели, не сопряженной с постоянной борьбой.

Глава 3

Гнев,

или

Как перестать злиться по всякому поводу?

Максим: Однажды я был в Греции, и мы с женой ждали автобус в Салониках. Автобус приехал на шесть минут раньше, чем было заявлено, поэтому мы на него не сели, а следующий должен был подойти через двадцать минут. Мы пошли прогуляться по площади Аристотеля. Выяснилось, что автобус приехал еще через пять минут и тоже уехал, а следующего не предвидится. И меня охватило страшное чувство гнева. А вечером мой маленький ребенок бросил телефон в унитаз. Ясно, что он не виноват, но гнев меня охватил. А мой другой сын в шесть утра после бессонной ночи стал со мной препираться, и я опять испытал страшный гнев. Я понимал, что не могу себе позволить сорваться на эмоции, но внутри меня всего трясло.

Филипп: А меня охватывает злоба, когда я слышу какие-то новости, и это тоже вызывает страшную ярость. Мне кажется, все мы сталкивались с такими ситуациями так или иначе. А наши герои – тоже?

Максим: Вот ты живешь в закрытой келье годами. Может показаться, что злиться не на что, но поводы для гнева есть, а поделиться своими переживаниями не с кем. Ты, может быть, прочел что-то, что тебя разозлило, тебе пришло какое-то письмо, или ты разбил единственный кувшин для питья. Есть такая легенда, как один монах носил воду из источника в свою келью, а дьявол толкал кувшин – вода разливалась. И он девять раз это проделывал, и на десятый раз монах в ярости разбил кувшин об пол. И тогда дьявол явился ему и расхохотался – все-таки он его одолел. А про прелести взаимоотношений людей, живущих в узком монашеском сообществе, мы уже говорили: клопы, моча у изголовья и так далее. Короче, поводы для гнева есть.

Филипп: А на что опирались сирийские мистики, чтобы справиться с этим?

Максим: Начну с того, что их опыт соединял несколько культур. С одной стороны, это была их собственная арамеоязычная традиция. С другой стороны, они усвоили некоторые тексты, переведенные с греческого. В частности, сочинения Евагрия Понтийского, автора IV века. Евагрий унаследовал от античной антропологии представление о колеснице и трех частях души: вожделевательной, яростной и интеллектуальной[58]. Гнев находится посередине между интеллектом и вожделением. В первой главе мы говорили о важности вожделевательной части души, но яростная тоже имела большое значение в этой традиции. Евагрий считал, что от гнева можно потерять рассудок, но также гнев может стать теми крыльями, на которых интеллект поднимется к небесам. Это подчеркивают сирийские мистики, сильно развивая мысль Евагрия.

Филипп: Ничего себе! Получается, Евагрий, а вслед за ним сирийские мистики считали гнев способом познания?

Максим: Да, именно так. Знаю, это звучит странно – вроде бы христианство описывается как религия кротости и смирения. Но вот, например, есть «Книга вопросов и ответов» – такое громадное сочинение Иосифа Хаззайи, в котором он отвечает на разные вопросы, то ли им самим сформулированные, то ли полученные им от учеников. И он там вдруг говорит, что созерцание творения и медитация происходят благодаря вожделению. А еще – что гнев позволяет подняться выше, на второй этаж созерцания, когда человек видит ангелов и души всех остальных людей такими, какие они есть[59]. Я думаю: а при чем здесь гнев? Иосиф Хаззайа говорит, что свойство яростной части души – это амминуфа

(ʔammīnūṯā), «постоянство».

Филипп: Да, вы об этом тоже упоминали в первой главе, но не говорили, что это как-то связано с гневом.

Максим: Постоянство, способность довести дело до конца, стойкость – все это сирийские мистики связывают именно с тем аспектом души, которому свойственны гнев, истерика и обида. И вот как раз для того, чтобы приобрести это постоянство, нужно уметь контролировать свой гнев.

Филипп: Но каким образом?