Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Икона уже черная, обугленная, безликая доска, поднимаются по стене, вцепились в нее скрюченные пальцы, в другой руке топор, черная слюна капает на черную доску…

– Мы ее сейчас на щепочки, на лучиночки для самовара…

Топор колет доску пополам, потом еще пополам, потом еще и еще…

– Отдал! Отдал!.. – шипят, визжат за спиной.

– И не увидите лица моего… – слышу я дуновенье.

Оно летит во мне, выходит из меня, меня покидает, исчезает совсем – и нет ничего, пусто. Тишина падает на меня. Страшная пустая тишина, как в той комнате, за замазанной чем-то стеклянной дверью, где беззвучно кричит лишенная души, оставленная Богом глина…

Я лежу на полу в углу своей комнаты, на столе тусклая лампочка-грибок… Это я, это мой дом, все это со мной.

Я поднимаюсь на колени и гляжу на кровать: старуха спит, всхрапывает, тонкие темные руки лежат поверх одеяла, а повернуть голову и посмотреть вверх на икону я не могу. Никогда теперь не смогу.

Никогда?!

1979–1980

Глава 5

Выгорание,

или

Где найти силы и вдохновение?

Филипп: Слово «ресурс» у меня ассоциируется с работой. И не только потому, что моя работа меня вдохновляет, а еще потому, что во всяких пресс-релизах часто пишут, например, так: «На ресурсе Arzamas вышел курс о сирийских мистиках, аде, игрушках, эросе и прокрастинации». Я понимаю, что в данном случае слово «ресурс» используется в узком техническом смысле, но мне и правда всегда хотелось, чтобы Arzamas давал людям ресурс, был бы для них таким живительным источником – как глобальная антология всего самого интересного о литературе, искусстве, истории, философии. А в чем сирийские мистики находили для себя ресурс? И вообще, стояла ли перед ними проблема его отсутствия или поиска?

Максим: Хороший вопрос. Как мистики не выгорали? Ведь их жизнь была очень однообразной. Если они жили в монастыре, то это страшная рутина: одни и те же лица, занятия, очень строгий круг богослужений, а за пределами богослужений ты тоже делаешь все время одно и то же. Они могли заниматься ручным трудом – плести корзины, например, потому что считалось, что это избавляет от уныния. Могли переписывать и читать книги. То есть, в общем-то, не было внешних впечатлений, если только арабов с их завоевательными походами не считать впечатлениями. Но, как правило, они жили в полном уединении.

Филипп: А можете нарисовать картину – это как? Ты сидишь в пещере? В пустыне? В горах?

Максим: Самый распространенный вид отшельничества, описанный в монашеской литературе того времени, – нахождение в келье: в данном случае речь идет не о комнате в монастырском общежитии, а о небольшой хижине в окрестностях монастыря (с одной комнатой и с засовом, чтобы иметь возможность защититься от диких зверей). Отправка монаха в такую келью была праздником, существовала целая церемония освящения кельи. Но монах, который сталкивался с опытом уединения в первый раз, понимал, что вся эта торжественность – не столько праздник, сколько проводы в непростое путешествие. Что видел житель кельи из окна или в проеме двери? Я ездил в Тур-Абдин и побывал в местах, которые можно сравнить с пустынями, где жили мистики. Либо это холмы (их горами не назовешь в строгом смысле слова) с редкой растительностью, либо степи. Впрочем, из текстов мы знаем и о монастырях на склонах высоких гор – и не только из древних текстов, в современных тревел-блогах тоже пишут о развалинах горных монастырей в тех местах. Мы с коллегой думали пробраться в одно такое место в Иране. Более же радикальная форма уединения для опытных монахов состояла в том, чтобы жить в пещерах, куда путь от монастыря или иных обитаемых мест был затруднен, – так, чтобы не иметь никакой рациональной опоры и шагнуть в полную неизвестность.

Филипп: Отлично. Келья или пещера, пустыня или невеселые холмы за окном, день начался. Давайте попробуем описать один день сирийского мистика?

Максим: Представьте, что вы находитесь в полном одиночестве. Допустим, вы заперты в своей квартире на неделю.

Филипп: Домашний арест?

Максим: Как вариант. При этом у вас нет интернета, почти нет книг, да и бумаги ограниченное количество. Что вы будете делать в этой ситуации? В «Послании о трех степенях монашеского жительства» У Иосифа Хаззайи мы можем прочитать, как он советует организовывать свой день: ранний подъем, определенное количество простираний перед крестом, молитв, чтение библейского текста и святоотеческих наставлений[84]. Строго говоря, Иосиф описывает одну основную книгу, которую нужно было читать, и, наверное, для современного читателя, особенно гуманитария, это тоже звучит несколько депрессивно. Более того, Иосиф Хаззайа рекомендовал не отвлекаться от этого небольшого круга занятий даже ночью и предлагал одну часть ночи молиться, вторую – читать, а третью – размышлять и петь, как-то в принципе не упоминая о сне[85].