Сюжет Бабеля

«<...> кровиночка ты моя, восемнадцатый годок! Расточили мы твои песни, выпили твое вино, постановили твою правду, одни писаря нам от тебя остались. И эх, люба моя, не писаря летели в те дни по Кубани и выпущали на воздух генеральскую душу с одного шагу дистанции»

В «Шквале» всякое упоминание о писарях исчезло.

«И тогда я потоптал барина моего Никитинского. Я час его топтал или более часу. И за то время я жизнь сполна узнал»

Московский журнал «30 дней» счел неудобным входить в детали расправы и — вместо «Я час его топтал или более часу» — невнятно пробормотал: «Я час с ним бился или более часу».

Зато одесского редактора покоробило другое, и он истребил фразу: «И за то время я жизнь сполна узнал».

Оттого и финал рассказа:

«Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас есть...»

- в двух журналах разный. Московский — вместо «врага час топчу» — привычно вставил: «с врагом час бьюсь», а одесский выбросил финал целиком!

Удивительным образом оказывается, что чем дальше от центра власти, тем цензура жестче!

Уже полвека назад И.А. Смирин назвал прототип главного героя новеллы — это командир 6-й дивизии 1-й конной армии И.Р. Апанасенко{170}

.

Впервые намерение писать об Апанасенко Бабель высказал в конармейском дневнике:

«12.8.20. Лашков <...> Надо писать <...> жизнеописание Апанасенки».

Следует сказать, что, помимо данной записи, Апанасенко упоминается в «Дневнике» еще 45 раз. Смирин привел и соответствующий недатированный фрагмент из планов и набросков «Конармии», излагающий замысел новеллы:

«[39] Жизнеописание Апанасенки.

Унтер-офицер. 4 Георгия. Сын свинопаса. - Собрал деревню. Действовал на свой страх и риск. - Соединился с Буденным. - Астраханский поход.

Послание к полякам, которое начинается так: Сволочи. Составить послание»{171}.

Нетрудно заметить, что ни один из моментов данной записи не нашел отражения в новелле. Не было приведено и каких-либо аргументов в пользу отождествления Апанасенко с героем «Жизнеописания Павличенки». Доказательства были представлены лишь в 2014 году Еленой Иосифовной Погорельской{172}.

Дело в том, что Павличенко действует и упоминается еще в 4-х конармейских новеллах — «Письмо», «Комбриг-2» («Колесников»), «Берестечко», «Чесники». И во всех газетных и журнальных публикациях, предшествовавших книжной, данный персонаж носит свое подлинное имя — Апанасенко{173}. А Павличенкой он стал только в 1926 году — в книге. Что же ка

сается разбираемого нами «Жизнеописания», то в нем герой выступал под фамилией Павличенко с самого начала. Понятно, что, рисуя своего героя в столь непрезентабельном виде, Бабель не рискнул вывести его под истинным именем. От подлинного имени — Иосиф Родионович Апанасенко — Бабель оставил только отчество: Матвей Родионович Павличенко. Но чем был продиктован выбор именно этих заместителей?

Обратимся к тексту. Павличенко является в имение Никитинского и обнаруживает там представителей «земельной власти», то есть местного самоуправления. И один из них — «по выговору <...> землемер» — обращается к Павличенко с вопросом:

«ты, товарищ Павличенко, скакал, видать, издалека, грязь пересекает твой образ, мы, земельная власть, ужасаемся такого образа, почему это такое?»

«Образ» — это, очевидно, лицо товарища Павличенко, хотя выбор слова достаточно необычен и, как мы вскоре убедимся, не случаен.

Сразу приходит на память:

<...>Из шатра,Толпой любимцев окруженный,Выходит Петр. Его глаза Сияют. Лик его ужасен.Движенья быстры. Он прекрасен,Он весь, как Божия гроза.Идет. Ему коня подводят.

Ретив и смирен верный конь.Почуя роковой огонь,Дрожит. Глазами косо водитИ мчится в прахе боевом,Гордясь могущим седоком.

Это «Полтава», Петр. А вот тот же Петр в «Медном Всаднике»:

Ужасен он в окрестной мгле!Какая дума на челе!

Какая сила в нем сокрыта!А в сем коне какой огонь!Куда ты скачешь, гордый конь,И где опустишь ты копыта?О мощный властелин судьбы!Не так ли ты над самой безднойНа высоте, уздой железнойРоссию поднял на дыбы?

Обладатель ужасного образа Павличенко тоже прискакал в имение на коне, а перед тем спел дифирамб лошадям:

«...пять пропащих годов пропадал я покуда ко мне, к пропащему, не прибыл в гости восемнадцатый годок. На веселых жеребцах прибыл он, на кабардинских своих лошадках».