Сказители

Смерть г-на Сисака освободила меня от обязательств, что некогда сковали мое сердце и мою душу. Я перестала употреблять формальные местоимения, когда говорила о себе. Теперь могло сойти и простонародное, исанское «я».

В храме неподалеку от моего дома были устроены скромные похороны. Соседи собрались, чтобы из вежливости отдать усопшему дань почтения, но я бы их не осуждала, если бы они не пришли. Г-н Сисак едва ли водил дружбу с кем-то в нашем городе, не говоря уж о том, что он и мне, и нашим детям не разрешал ни с кем дружить. У него было мало родни. В конечном счете на похоронах присутствовал мой старший сын, приехавший из Бангкока, Читчай, Майтри, кое-кто из соседок, кто вместе со мной покупал свежие продукты с пикапа, и я. Соседки выражали свои соболезнования и предлагали помочь, если мне что-то понадобится. Они говорили, что теперь, когда я осталась одна, когда я стала вдовой и освободилась от г-на Сисака, мне не надо их сторониться. Их предложения дружить показались мне искренними.

После его утраты я была опустошена, потому что в нашей семье он отвечал за планирование, за принятие решений. Без него я потеряла всякие ориентиры в жизни. Я была как утлая лодочка, затерянная посреди безбрежного океана. Я не понимала, как жить дальше.

Г-н Сисак ничего не оставил семье. Все, что он имел, он промотал. Некогда богатый человек, г-н Сисак пустил на ветер все свои деньги в угоду алчности и похоти, оставив жене и детям дом на участке земли площадью в один рай. После его похорон я была на грани безумия, пытаясь осмыслить, как же мне теперь содержать троих сыновей, которые еще учились. Старшему оставался год, после чего он должен был окончить университет со степенью бакалавра. Я надеялась, что он поможет матери и братьям пережить этот кризис, но после похорон Пратхип сразу же вернулся в Бангкок, не сказав мне ни слова и потом ни разу не проявив желания с нами связаться. Это мне пришлось ему звонить, напоминать, что у него есть мать и братья, и призывать его не забывать семью, с которой его связывают кровные узы. В тот же год Читчай решил бросить учебу после получения диплома об окончании профессионально-технического колледжа. Он начал искать работу. К счастью, Кэнг Кхой – индустриальный город, где было много заводов и фабрик, производивших буквально все – от цемента и туалетного оборудования до продуктов питания и инструментов, и Читчай без труда нашел работу. Наконец, Майтри после смерти г-на Сисака, устав от обучения в школе, стал прогуливать уроки, покуда и вовсе перестал их посещать.

– Почему ты не ходишь в школу? – спрашивала его я.

– Это же непосильная ноша для тебя, мама. Мне лучше найти работу, – отвечал он в попытке сделать мне приятное.

Ну и я позволила ему делать, что он хотел. По их поступкам мне было ясно, что оба брата сочувствовали мне и понимали, в каком трудном положении оказалась наша семья. После смерти г-на Сисака я перестала посылать деньги старшему сыну, который начал самостоятельно оплачивать свою учебу в университете. Безденежье, казалось, его совсем не удручало, но его поведение демонстрировало мне, что он, по крайней мере, хоть немного отдает себе отчет о нашем финансовом положении.

Нашей семье было в ту пору непросто, и всем пришлось работать, чтобы преодолеть трудности. Но я не могу отрицать, что обрела счастье и мир. Мы вели скромную жизнь с минимальными тратами. У меня были дети, которые любили меня и заботились обо мне, дети, которые упорно работали и учились, чтобы поддерживать меня материально. А больше мне ничего и не требовалось. Я была вполне удовлетворена нашим скромным жилищем, и ко мне постепенно вернулась безмятежность духа. Я с радостью готовила еду и прибиралась в доме, стирала и гладила одежду для моих сыновей, в которой они ходили на работу. Сыновья вносили часть своего месячного заработка в домашний бюджет. После ужина мы, мать и сыновья, вместе выпивали. Между нами не было никаких формальностей: мы вели себя друг с другом непринужденно, как друзья.

Я стала главой семьи, и я пользовалась полной свободой, о какой могла только мечтать. Раньше вся моя жизнь неукоснительно подчинялась правилам. Я жила под страхом наказания. Я никогда не делала того, что г-н Сисак делал со мной. Я достаточно хорошо знала всю историю своей жизни – если бы мне надо было сравнить ее с умопомрачительными завихрениями и поворотами сюжета мыльных опер, то его кончина была бы финальным эпизодом. Откуда мне это было известно? Я знала, потому что слишком долго терпела многие испытания, оказавшись в ловушке самого жестокого и гнусного из сюжетов. Самая запутанная линия моей жизни – появление грешника, переодетого святым, сцена, разоблачившая в нем монстра, каким он и был, и финальная развязка его смерти, причиной которой стала его карма, – подошла к концу.