Сказки и легенды пушкинских мест

Уже старушки нет — уж я не слышуПо комнатам ее шагов тяжелыхИ кропотливого ее дозора...И вечером — при завываньи бури —Ее рассказов, мною затверженныхОт малых лет — но все приятных сердцу

Как шум привычный и однообразныйЛюбимого ручья.(„Вновь я посетил“, 3(2), стр. 998)

Весьма вероятно, что в своих родовых деревнях Пушкин слыхал сказки и от других лиц, не только от няни, — все же Арина Родионовна была для поэта важнейшим источником ознакомления с русскими сказками. Конечно, она же главным образом рассказывала Пушкину так любимые им семейные предания о его предках Ганнибалах и других родных и знакомых лицах, повести сказочно-бытового и демонологического характера: о разбойниках, привидениях, домовых, русалках и т. д., которые нашли отражение в его поэзии, прозе и в разных записках и заметках.

Несомненно также, что Пушкин читал печатные тексты сказок народных и книжных, известные в его время. Небольшая, но замечательная коллекция их сохранилась в его библиотеке.[97] Среди них есть сказка О Катерине Сатериме с сюжетом царя Салтана (№ 361), сказка О старчиках-келейниках с сюжетом мертвой царевны (№ 367).

Записанные Пушкиным сказки (II, 483—489) называются часто сказками няни, однако лишь предположительно, по почину П. В. Анненкова, вероятно, думавшего, что, кроме няни Пушкину не от кого было их слушать и записывать. В приведенных дальше указаниях из писем Пушкина в одном прямо говорится, что сказки рассказывает ему няня, в двух других сказочники не названы: могли быть и иные лица. В деревенской глуши 20-х и 30-х годов прошлого века слушание сказок было еще довольно обычным занятием дворянства, и среди дворовой прислуги находились хорошие рассказчики, занимавшие господ своими сказками и россказнями. Об этом свидетельствуют повести Белкина. В них читаем: „Поручил он [Белкин] управление села старой своей ключнице, приобретшей его доверенность искусством рассказывать истории.“[98]

(8(1), стр. 60). „Все сказки, которые только могла запомнить клюшница Кириловна, были мне пересказаны“ (8(1), стр. 71). Здесь Пушкин передает бытовое явление, издавна известное. Сказочники и сказочницы в XVIII в. держались при дворах русских цариц (Анна, Елизавета), по свидетельству журнала „Всякая всячина“, в штате слуг старинной помещицы около ее кровати „лежал мужик, который сказки сказывал“ (Забелин. Опыты изучения русских древностей и истории. М., 1873, II, стр. 373). Наш знаменитый хирург Н. И. Пирогов рассказывает в своем дневнике, что осенью 1824 г., не задолго до поступления в Московский университет, он „с наслаждением слушал еще сказки Прасковьи Кириловны, крепостной служанки матери,... мастерской сказочницы“.

Нет сомнения, что Арина Родионовна была выдающаяся сказочница, которая рассказывала художественно и прекрасным русским языком. Поэт сам засвидетельствовал, что он любил слушать одни и те же рассказы. Они нравились ему,

Как песни давние или страницыЛюбимой старой книги, в коих знаем,Какое слово где стоит.

(3(2), стр. 995)

Это любовное слушание сказок няни оставило глубокий след в языке самого поэта. Он употребляет специальные сказочные выражения и формулы в текстах несказочного содержания и в своих письмах:

Моя весна и лето красноУшли — за тридевять земель

Лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой (Капитанская дочка, гл. II, 8(1), стр. 288). Сказать ли вам сказку про белого быка? (Письмо Дельвигу, 16 ноября 1823 г., 13, стр. 74). И эта беда — не беда (Письмо Погодину, в конце ноября 1830 г., 14, стр. 128). Ваши стихи: вода живая, наши — вода мертвая (Письмо Языкову, 14 апреля 1836 г., 16, стр. 105).

Юношеское влечение поэта к сказке несколько заглохло в первые годы по выходе из лицея. Новая эпоха внимания к русскому сказочному преданию начинается для Пушкина с приездом его в Михайловское.