– Ты пытаешься заставить меня изобличить себя. Ты хочешь, чтобы я во всем призналась, нарисовав картинки, а полицейские потом нашли их и арестовали меня. В этом смысл, да?
– Нет, Каролина, я просто пытаюсь понять, что произошло. Почему Тедди понадобилось спасать?
Она берет жгут и подходит ко мне со спины, но у нее не получается перетянуть мою руку. Ее собственные руки слишком сильно трясутся.
– Иногда она проникает ко мне в голову и у меня начинается что-то вроде панической атаки. Через минуту-другую пройдет. – Она опускается на край кровати и закрывает лицо руками, потом делает несколько глубоких вдохов. – Я не ожидаю от тебя сочувствия, но все это далось мне очень нелегко. Это кошмар, который не заканчивается.
Я слышу ее судорожное дыхание. Она обхватывает руками колени и стискивает их изо всех сил, как будто пытается усилием воли заставить себя успокоиться.
– Мы с Тедом раньше жили на Манхэттене, в Верхнем Вест-Сайде. Я работала в больнице Маунт-Синай и к тридцати пяти годам успела уже полностью выгореть. У моих пациентов было слишком много проблем. В мире вообще невообразимое количество боли и горя. А Тед работал на какой-то скучной работе, которую ненавидел.
Наверное, мы с ним просто были двумя несчастными людьми, пытающимися завести ребенка, но у нас ничего не получалось, и каждая неудача делала нас еще более несчастными. Мы перепробовали все что можно: ЭКО, ИКСИ, несколько курсов кломида. Слышала что-нибудь про такие вещи? – Каролина качает головой. – Не важно. Ничего не помогало. Мы оба вкалывали как проклятые, хотя нам и деньги-то были не нужны, мой отец оставил мне огромное состояние. Так что мы наконец решили: а, пошло все к черту, давай бросим работу и годик отдохнем. Мы купили дом на озере Сенека с мыслью, что, может быть, в более расслабленном состоянии духа у нас получится зачать ребенка.
Только вот беда, у нас нет там друзей. Мы не знаем в округе ни одной живой души. Мы целыми днями сидим в доме и смотрим друг на друга. Потом Тед увлекается виноделием и начинает ходить на мастер-классы к местному виноделу. А я сижу в одиночестве и скучаю, я так скучаю, Мэллори. Я не знаю, куда себя деть. Я пробую писать, фотографировать, заниматься садоводством, печь хлеб, но все мимо. И тогда я понимаю, что, как это ни печально, я просто не слишком творческая личность. Разве не ужасно понять про себя такое?
Я пытаюсь сделать сочувственное лицо и побуждаю ее продолжать. Со стороны можно подумать, что это мать с дочерью болтают за чашкой кофе в кофейне, хотя на самом деле я привязана к стулу, а Каролина держит в руках наполненный шприц, нервозно крутя его в пальцах.
– Единственное, что доставляет мне хоть какое-то удовольствие, это прогулки. По соседству с озером Сенека есть парк с чудесными тенистыми дорожками. Там я впервые и увидела Маргит. Так Аню звали на самом деле – Маргит Барот. Она сидела в тени дерева и рисовала пейзажи. Она была по-настоящему талантлива, и, пожалуй, я ей немного завидовала. А еще она всегда брала с собой свою маленькую дочку. Двухлетнюю девочку по имени Флора. Маргит просто сажала ее на покрывало и предоставляла самой себе. На два или три часа кряду. Она совала ей в руки смартфон и забывала про ее существование. И это было не раз и не два, Мэллори. Я видела их там каждые выходные! Для них это было делом совершенно обыкновенным. Я страшно злилась каждый раз, когда проходила мимо. Сама посуди – такая чудесная девочка, замечательная малышка, жаждущая внимания, а мать пичкает ее видеороликами из Интернета! Как будто она обуза! Я очень много читала о том, как на детях сказываются гаджеты. Они губительны для детского воображения!
В общем, после пары раз я решила вмешаться. Я подошла к ним и попыталась представиться, но Маргит явно не могла взять в толк, что я говорю. Я поняла, что она не говорит по-английски. Поэтому я попыталась объясниться с ней жестами – донести до нее, какая она ужасная мать. Но видимо, она неправильно меня поняла. Она разозлилась, я тоже разозлилась, и вскоре мы уже орали друг на друга, я на английском, а она на венгерском, пока к нам наконец не подошли какие-то люди. Им в самом буквальном смысле едва не пришлось нас разнимать.
После этого я стала ходить гулять в другие парки. Но та маленькая девочка никак не выходила у меня из головы. У меня было такое чувство, что я предала ее, что у меня была возможность вмешаться, а я ее упустила. Так что как-то раз, месяца, наверное, через два после той стычки, я снова вернулась на озеро. Было утро субботы, и на озере проходил фестиваль воздушных шаров. Его проводят каждый сентябрь, съезжаются тысячи людей, в небе висят яркие разноцветные шары. Для развития детского воображения ничего лучше и придумать нельзя, понимаешь? И Маргит рисует один из этих шаров, а малышка Флора все так же сидит, уткнувшись в телефон. Одна, на покрывале, зарабатывая солнечные ожоги.