Сквозь дебри и пустоши

Из-за вагончика бесшумно выступила высокая тень.

– Что тебе, Бор? – осведомилась Нила, не оборачиваясь на мужчину.

– Всё получилось? – робко спросил он.

– У меня всегда всё получается, пусть и не сразу. Маленькую отвезёте завтра к Ондатре, поживёт пока у них. Лет через семь-восемь она нам пригодится.

– Вы, как всегда, дальновидны, старшая мать, – кивнул Бор.

– «Мать»! – хмыкнула женщина.

– Простите, профессор Дарер, привычка.

Глава 13

Берен постучал в очередную дверь – достаточно обшарпанную, чтобы хозяйка не побрезговала возможностью подзаработать, сдав комнату на ночь. Дверь приоткрылась, над натянувшейся между нею и косяком цепочкой блеснул серый глаз:

– Чего надо? – недружелюбно осведомился голос из-за двери.

– Переночевать не пу́стите? Я заплачу́.

– Иди отседова! Не надо мне ничего! – дверь с треском захлопнулась, оставив Берена созерцать облупившуюся коричневую краску.

– Пьёшь? – скрипнули сзади.

Берен обернулся. У крыльца, задрав голову, подслеповато щурился сухонький старичок в кепарике, пытаясь разглядеть егеря из-за толстых стёкол квадратных очков с широкой оправой. Заношенный пиджачок с оттянутыми карманами надет на загорелое до черноты тело, прикрытое под пиджаком разве что галстуком на растянутой резинке; рабочие брюки подвязаны огрызком верёвки, а штанины открывают тощие голые щиколотки, торчащие из огромных стоптанных башмаков, на одном из которых молния сломана и не застёгивается. В руках у дедули ручка уродливой тележки на разных колёсах, сколоченной из разномастных деталей и необструганных кривых досок. Сверху на тележке навалена куча непонятного тряпья, из-под которого торчит самоварная труба и выглядывает краешек замызганной электроплитки.

– Или выпиваешь? – дополнил свой вопрос дед, хитро прищурившись.

– Нет, – покачал головой Берен, – не пью.

– Э-э-э! – старик разочарованно махнул рукой и пошаркал своей дорогой, тоненько скрипя разноколёсой тележкой.

– Но выпить могу! – крикнул ему в спину Берен, сообразив, что дед ищет себе собутыльника.

Сутулая стариковская тень остановилась.

– Ну пошли тогда, – кивнул он Берену. – Звать-то тебя как?

– Берен.

Дедок подумал, пожевал губами, видимо, пытаясь запомнить.

– Это фамилия? – наконец спросил он.

– Имя.

– Меня Аресьич звать. Это отчество. А собаку твою как? – он ткнул пальцем в следующего по пятам за Береном Макса.

– Это лис. Зовут Макс.

Дед понимающе кивнул:

– У меня такая же рыжая была. Жулькой звали. До войны ещё. Лаечка. Вот точно такая, как твоя. Мы с ней, бывало, на охоту ходили. До войны ещё. Птицу стреляли. Уток в основном… Твоя собака умеет на птицу ходить?

Берен спрятал в усы упрямо ползущую на лицо улыбку.

– Только на кур.

– Куры нынче тоже дикие стали, – понимающе кивнул дед. – Вон у Евсиньи квочки намедни чуть меня не заклевали! Я, значит, сунулся к ней на огород, надо было мне у ней кой-чего спросить, а эти шельмы как выбегут из-за сарайки…

Берен вздохнул: спать, видимо, придётся сидя за столом и под дедовы байки. Ну и ладно, главное – не на улице. Уже стемнело, а найти ночлег здесь оказалось сложнее, чем он думал. Посёлок, конечно, был обнесён стеной от лесных тварей, но абсолютно ото всех она защитить всё равно не могла.

Старик привёл Берена в небольшой домик без огорода, велел разуться на терраске. Из-за цветастой шторки, отгораживающей кухню, появилась дородная бабка в байковом халате.

– Кого опять привёл, дед? – поинтересовалась хозяйка, закидывая на плечо кухонное полотенце.

Вид у неё был сердитый, голос – ворчливый, но глаза не злые, а, скорее, любопытные. Она носила стоптанные домашние тапки поверх белых носочков и лихо замотанный в сложный тюрбан платок, из-под которого выглядывала седая чёлка, накрученная на металлические бигуди с резинкой.

– Это друг мой, – прокряхтел старик, доставая из-под ведущей на чердак лестницы детский матрасик. – Бровин его фамилия.

Бабуля перевела недоверчивый взгляд на крепкого мужчину в мотоциклетной куртке, едва поместившегося под низким потолком их тесной терраски.

– Берен, – представился он.

– И гдей-то хоть у тебя такие друзья заводятся, старый? – поворчала хозяйка, но больше для порядка.

– Собаку свою тут оставь, вот ей лежак, – дед положил в угол извлечённый из-под лестницы матрасик.

– Это лиса, – поправила бабка.

– Да иди ты, – беззлобно проскрипел дед, махнув ладонью. – Ну-ка! – обратился он к Максу, присев на корточки и похлопывая рукой по лежанке. – Ну-ка, Жулька! Иди сюда! Фьюить! Ложись тут! Сейчас тебе баушка супчику нальёт. Нальёшь, баушка? – оборотился он к старушке.

Та вздохнула, смерив мужа нарочито безнадёжным взглядом, и ушла обратно за занавеску, неуклюже переставляя больные ноги. Дед выпрямился и молча скрылся за дверью, ведущей в жилую комнату, даже не поглядев в сторону Берена, и тот, уже разувшийся, так и остался стоять на терраске.

– Мальчик-то этот чевой есть не идёт? – раздалось из-за кухонной шторки. – Я уж супу налила.

– Который? – переспросил Берен, думая, что речь о Максе.