Сквозь дебри и пустоши

«Вы же понимаете, что мне там не помогут!» – Тари плачет, Тари загнана в угол их маленькой кухоньки, и пятиться уже некуда. Отец сидит вполоборота, положив локоть на стол, спрятав глаза в ладонь. Мать наступает, уговаривая мягко и полюбовно, но за всей этой наносной душевностью Тари чувствует: всё уже решено, и выбора у неё нет.

«Вот увидишь, врачи позаботятся о тебе лучше нас, – убеждает Романа, – мы же совсем не знаем, как с этим быть, как тебе помочь!»

Тари замирает, прижавшись спиной к холодильнику, и под футболку проникает металлический морозец. «Просто не отдавайте меня туда! – умоляет. – Не отказывайтесь от меня!»

«Никто и не думает отказываться от тебя, Тари! – всплескивает руками Романа. – Ты же наша дочь, мы любим тебя! Но в лаборатории тебе будет лучше, там врачи, они позаботятся…»

«Врачи заботятся только о создании лекарства, – переходит на крик Тари, – а я буду лишь одним из подопытных кроликов!»

«Там ты будешь в безопасности, – гнёт своё Романа, – мы всё равно не сможем скрыть от соседей, кто ты есть, а они не потерпят рядом с собой грапи. Вспомни ту девочку, которая влезла в наше окно! И каково было после всего её матери и брату!»

«Так вот что тебя волнует? Соседи?!»

– Эй! Чего загрустила? – Марта безмятежно улыбалась, щурясь на клонящееся к закату солнце. – Прости, если вдруг разбередила твою рану. Их, должно быть, много. У всех, кто приходит сюда из внешнего мира, их много.

Тари опустила взгляд себе под ноги.

– О нет, только не нужно стыдиться своей боли! Каждому из нас это знакомо, – продолжила Марта, – каждый сам был таким, как ты.

– Это каким?

– Потерянным. Израненным. Непринятым. Нелюбимым. Но это место… оно исцеляет.

Девушки остановились у небесно-голубого вагончика, под окошками которого пышной шапкой цвели белые флоксы.

– Располагайся, не стесняйся, – Марта сделала приглашающий жест, – твой дом на эту ночь, – она заглянула в глаза Тари, и радужки Марты оказались такими же пронзительно-голубыми, как и вагончик. – Если ты захочешь, Тамари, община исцелит и твои раны, – тихо произнесла она, – а дом станет твоим не только на ночь. Стоит лишь захотеть, и наша семья с радостью примет тебя, Тари, – Марта сжала её ладонь, – а пока – обживайся. И не забывай пить отвар, – она кивнула на флягу в руках девушки. – А мне пора собирать к ужину, – улыбнувшись на прощание, она пошла по своим делам, оставив Тари наедине с голубым вагончиком и непрошеными мыслями.

***

На ужин вся община собралась за длинным столом под навесом. Прибежала счастливая Эльса.

– Смотри, Тари! – она вытянула вперёд руку, унизанную разноцветными нитяными браслетиками. – Я научила девочек плести фенечки, и мы сделали их друг для друга, чтобы обменяться на память! Красиво, правда?

Тари и Эльсу приняли как родных. Познакомили с Каем, Бором и Агнесьей, которые отправятся с ними в Благоград. Мужчины – оба крепкие и красивые, словно породистые кони, – одному лет тридцать, другому чуть за пятьдесят. Агнесья – смешливая рыжая женщина с искрящимися глазами и ямочками на щеках. Невысокая, чуть полная, но такая тёплая и милая, словно солнышко, нарисованное на картинке в детской книжке.

Ужин был душевным и очень уютным. Братья и сёстры шутили, смеялись, делились дневными событиями и обсуждали планы на ближайшее будущее. После еды Эльса убежала играть со своими новыми друзьями, а к Тари подошла Нила, забрала у неё опустевшую флягу и вручила ей новую, наполненную до горлышка.

– Я вижу, у тебя есть вопросы, девочка, – ласково произнесла она, – мы можем прогуляться вокруг общины, если хочешь. И я постараюсь ответить на них.

Они неспеша двинулись по тропинке, окаймлённой клеверными трилистниками, и закатное солнце, светившее в спины, вытягивало их тени чуть не до бесконечности.

– Вы правда можете контролировать обращения? – начала Тари.

Старшая мать покачала головой: