Занятия по мастерству актера начались! Реплика Герасимова оказалась кратким вступлением к четырехлетнему практическому курсу. «Плечи расправить и опустить!.. Трусы к спинке стула!..» Не все сразу сообразили, что он имеет в виду, а поняв, рассмеялись. «Шутки в сторону! – сурово оборвал смех Георгий Авдеевич. – Сделали, как я сказал!» Курс расправил плечи, придвинул арьергардную часть своих тел к спинке и… преобразился неузнаваемо: перед педагогами сидела не «куча биндюжников с Привоза», а стройный полукруг красивых молодых людей. Нам самим понравилось. Осанка – великая вещь.
«Теперь учимся вставать, – распорядился руководитель курса. – Я покажу, как это делается». Он поставил стул посередине аудитории и, комментируя свои действия, поднялся со стула: «Одну ногу тихо задвигаем под стул, тяжесть тела переносим чуть вперед и, не торопясь, выпрямляемся». Это вышло у него легко, грациозно, а ведь он был весьма грузным человеком. Мы проделали тоже самое раз десять, но добиться того изящества, с которым Георгий Авдеевич продемонстрировал нам такое простое задание, не смогли. После этого наш мастер показал нам, как надо садиться на стул, и мучения наши продолжились. Потом мы учились без малейшего звука поднимать стул с пола и так же беззвучно ставить его на место. Выяснилось, что это тоже совсем непросто, через 15 минут все взмокли от жуткого напряжения. Не ожидали мы, что обучение мастерству актера начнется с подобной ерунды.
После перерыва мастера решили поближе познакомиться с нами. Герасимов попросил, чтобы каждый из нас прочитал что-нибудь из того репертуара, с которым поступал в Школу-студию. Я прочитал то, что принесло мне успех на третьем туре – Блока.
«А вам не кажется, что это стихи?» – спросил меня Георгий Авдеевич, когда я закончил. «Конечно, стихи, – ответил я. – А что же еще?» – «Почему же вы читаете стихи, словно прозу? У поэзии свои законы – ритм, мелодика, цезура после каждой строки…» – не сдавался мастер. «Не могу же я читать Блока, как это делают поэты». – Я пытался сопротивляться. «А как они это делают?» – поинтересовался Герасимов. «Завывая». И я показал, что имею в виду. Все засмеялись, и это меня приободрило: «Я старался передать смысл». – «Похвально, – улыбнулся Георгий Авдеевич. – Благодарю вас, можете сесть на место». И вызвал следующего студента из списка. Я сел на место, не понимая, зачем он при всех… Нет, не то чтобы унизил, но дал понять, что гордиться мне особенно нечем. Но ведь я для того и поступил в Студию, чтобы меня научили играть на сцене, читать стихи… И вообще… Никого я не собирался поразить своим «немыслимым» талантом, а сделал все так, как понимаю, как умею на данный момент. И уж если меня приняли на 1-й курс, значит, я не так уж плох. Честно сказать, я обиделся. В молодости я частенько обижался. А зря.
Прозвенел звонок. «Что ж, завтра продолжим», – заключил наш мастер, и педагоги встали, чтобы уйти. Мы с шумом, как обычно, поднялись с мест. «Это что такое?! – остановил всех Богомолов. – Чему вас учил Георгий Авдеевич? Столько времени потратил!» Мы замерли в недоумении: урок-то закончился. «Ну-ка, сели на места! – Оказывается, Владимир Николаевич рассердился не на шутку. – Встали!.. Сели!.. Все вместе, одновременно, а не вразнобой!.. Встали!.. Сели!..» Он повторил с нами это упражнение раз десять и лишь после этого улыбнулся и умиротворенно сказал: «Если когда-нибудь увижу, что сегодняшний урок не пошел вам впрок, можете быть уверены, годовая отметка по мастерству будет снижена на балл!» Конечно, он пугал нас, но месяца два мы даже в столовке садились за стол и вставали, как по команде. Посетители с недоумением смотрели на нас, а мы гордились своей необыкновенной выучкой.
После мастерства у нас был часовой перерыв на обед.
В 1958 году Камергерский не был нашпигован заведениями общепита, как теперь, но недостатка в них и тогда не было. Во-первых, поесть можно было на первом этаже, не выходя на улицу. Там, где сейчас учебная сцена Школы-студии, размещалась столовая самообслуживания с довольно разнообразным меню. Она считалась дорогой, далеко не все студенты могли питаться в ней регулярно. Ближе к улице Горького, в нынешнем помещении банка «ВТБ», была другая столовая, но она считалась «невкусной», и мы туда не ходили.