На другой стороне проезда, напротив дверей дома 3а – кафе «Артистическое». Или, попросту говоря, «Артистик». Но до поры до времени переступать порог этого заведения нам было нельзя, это было место для преподавательского состава Студии. Многие педагоги, особенно рано утром или вечером после занятий, забегали туда и вскоре выходили, сладко пахнущие коньяком, шампанским или тем и другим одновременно. Студентам не полагалось быть свидетелями того, как их мастер выпивает как минимум 50 граммов коньяка и закусывает кружком лимона или карамелькой. Нехорошо, неэтично. К тому же меню этого кафе не отличалось разнообразием. Там подавали блинчики с мясом и бульон с крутым яйцом, которое свободно плавало в большой широкой чашке с двумя ручками. Интересно, как и когда полагалось есть это яйцо? После того, как бульон выпит, «на закуску»? Или в процессе поглощения оного? Однажды я попытался столовой ложкой разделить загадочное яйцо на кусочки и страшно оконфузился. Белый снаряд, как регбийный мяч, вылетел из-под моей ложки, проделал в воздухе дугу, упал на пол и покатился к двери. Пришлось мне вскочить из-за стола и на глазах у всех ловить его в ногах у швейцара. Посетители кафе веселились вовсю. Может быть, воспоминания об этом позоре заставляли меня обходить заведение стороной. За всю жизнь я был в «Артистике» раз пять, не больше. И то не по собственной воле, а подчиняясь обстоятельствам или желанию друзей.
И наконец, налево вниз по проезду находилась «Закусочная», куда мы наведывались чаще всего. Здесь подавали пельмени и сосиски с зеленым горошком. Но нас привлекали не кулинарные изыски, а доступные цены. А после того, как я начал копить на поездку в Ригу на Первомай и Октябрьские праздники, я купил абонемент на обеды в студенческой столовой МГУ. Винегрет, жиденький борщ, котлетка с макаронами и компот стоили всего 36 копеек, и меня это вполне устраивало. Другое дело, что выходил я из этой столовой не с легким чувством голода, как рекомендуют французы, а с ощущением, что меня надули и пообедать мне так и не удалось. Скоро у меня начались проблемы с желудком, и я понял: продолжать издеваться над ним за 36 копеек в день не стоит.
Кроме того, по заданию мамы я посетил всех ее московских подруг – с тайной надеждой: сердобольные женщины накормят несчастного студента. И ни разу в своих ожиданиях не обманулся.
Но 1 сентября я был настолько переполнен счастьем и непрекращающимся ощущением праздника, что обедать не стал и даже, насколько помню, не вышел на улицу, словно опасался: вдруг выяснится, что приемная комиссия совершила чудовищную ошибку и я занимаю в Школе-студии чужое место, вследствие чего мне укажут на дверь. Это ощущение зыбкости моего положения продолжалось до тех пор, пока нам не выдали студенческие билеты.
Когда занятия в тот «исторический» для меня день закончились, мне было жаль покидать стены дома 3а в проезде Художественного театра и зачем-то идти в Кудрино. Как-то сразу он стал для меня родным и долгие годы таковым оставался – вплоть до переезда Школы-студии в новое помещение, которое уже не вызывает у меня былого трепета и кажется чужим.
Ощущение того, что ты находишься дома, в семье, возникало еще и потому, что старшекурсники относились к нам, «первоклашкам», уважительно и тепло. Выпуск 1959 года был воистину великолепен. Назову имена тех, кто учился тогда на 4 курсе: Алла Покровская, Татьяна Лаврова, Елена Миллиоти, Наталья Журавлева, Маргарита Жигунова, Нина Веселовская, Юрий Гребенщиков, Алик Филозов, Владимир Кашпур, Вячеслав Невинный, Евгений и Александр Лазаревы, Геннадий Фролов, Анатолий Ромашин… Подобного курса на моей памяти больше не было и вряд ли когда-нибудь будет. И всякий раз, сидя в зрительном зале и глядя, как они играют, я думал: «Как мне повезло, что я провалился на втором туре в Щуке». Только великая театральная Школа могла выпускать таких замечательных актеров, какими уже были… Да!.. Безусловно были, несмотря на свой не очень солидный возраст, студенты четвертого курса!
Как я их всех любил!.. Они были для меня тем идеалом, о котором я мечтал в своих театральных грезах. И первый их дипломный спектакль «Огни на старте» по пьесе Т. Раттигана стал моим любимым спектаклем в Студии на все времена. Если я был свободен от занятий, я бежал на спектакль и всякий раз получал огромное удовольствие. Как они играли!.. Нет, не играли, а жили на сцене по-настоящему, без скидок на неопытность и не слишком роскошные декорации. Действие происходило в Англии на авиабазе в годы Второй мировой. И когда Саша Лазарев в своем костюме цвета спелой вишни выходил на сцену, я верил: передо мной известный английский киноактер. А какой трогательной была Аллочка Покровская! Или Гизо Гамреклидзе! Да все без исключения. Их курс отличался удивительным чувством ансамбля, а ведь это были яркие, незаурядные личности!.. Ради общего дела они способны были свои личные амбиции спрятать в самые отдаленные уголки своей души или просто оставить за кулисами.