Слепящий нож

– После падения Ру эта кампания превратится в полномасштабную войну. А когда это будет настоящая война, а не просто восстание нескольких недовольных безумцев, начнут возникать вопросы. Рано или поздно каждому из нас придется спросить себя, на той ли мы стороне. И если мы заранее решили, что на нашей стороне правды нет, что нет никакого Орхолама, а Хромерия попросту пытается извлечь максимум из своего плачевного положения, то куда в таком случае обратиться тем, кто ищет в жизни какой-то уверенности?

– Может быть, в жизни не следует искать уверенности, – заметил Гэвин.

– Следует, не следует, какая разница? Это то, что нужно людям.

Он был прав. Разумеется, он был прав. Гэвин вскинул бровь:

– Ба, командующий, кажется, вы хотите, чтобы я вновь обратился к религии?

Железный Кулак встретил его легкомысленный тон каменным взглядом.

– Моя вера мертва, лорд Призма, – не в последнюю очередь благодаря вам. Я бы не стал просить вас лгать, но мне нужно, чтобы у моих людей была хоть какая-то причина идти на смерть. Я тоже не стану лгать; я не могу сказать им, что наше дело имеет смысл. Если это неважно – если вы хотите, чтобы мы умирали лишь потому, что таков наш долг, – я способен это принять. Для меня этого достаточно. И для Черных гвардейцев этого достаточно. Но этого будет недостаточно для всех остальных.

– Неужели Черные гвардейцы так меня любят? – сумрачно спросил Гэвин.

Железного Кулака его вопрос, кажется, поразил.

– Мы не собираемся умирать за вас! Мы будем умирать друг за друга, за наших братьев и сестер. За Черную гвардию. – Он усмехнулся. – Впрочем, если поглядеть с вашей стороны, наверное, большой разницы действительно нет.

Командующий встал, поглядел на Каррис, сглотнул и вновь повернулся к Гэвину:

– Было бы не лишним подарить ей кольцо, вам не кажется? Особенно если вы отправляетесь навстречу смерти.

«Ну конечно… И еще было бы не лишним отдать распоряжения, чтобы в случае моей смерти она ни в чем не нуждалась. Проклятье!»

Железный Кулак вышел, и Гэвин последовал за ним. Добрался до уровня, где располагались покои его отца и матери. Приветливо кивнул дисципулам, шедшим мимо него к лифту навстречу дневным заданиям.

Гэвин направлялся в покои своей матери. Он полагал, что смирился с ее смертью, однако войдя в ее комнаты и вдохнув знакомый, успокоительный запах этого места, он помимо воли замер, едва переступив порог. Пахло мебельным лаком, совсем чуть-чуть лавандой и лилиями – он всегда их терпеть не мог, – немножко апельсинами и пряностями, которых он, как обычно, не смог опознать… Не хватало только запаха ее духов. В горле Гэвина набух комок; ему было трудно дышать.

– Ох, мама… я наконец это сделал! Наконец-то я поступил с Каррис по справедливости! Как жаль, что ты не дожила…

– Господин? – вмешался робкий голос. – Прошу прощения, господин… Прикажете мне удалиться?

Это была комнатная рабыня его матери – Гэвин даже не знал, как зовут эту девчушку. Это была другая, не та, что в прошлый раз. Неудивительно, что в комнате царила такая идеальная чистота – не было даже пыли на каминной полке.

– Благодарю тебя, калин, – мягко сказал ей Гэвин, – ты хорошо поработала. Тут прекрасно! Все напоминает мне о ней.

– Мне так жаль, господин!

Девочка уткнулась лицом в ладони. Гэвин покачал головой. Рабыня была совсем молодая. Его мать всегда идеально муштровала свою прислугу и к тому же выбирала только самых умных, предпочитая ум физической красоте, в отличие от других высокопоставленных семейств. Однако бывают ситуации, к которым невозможно подготовить четырнадцатилетнюю девочку.

– Разве моя мать не оставила насчет тебя распоряжений? – спросил Гэвин.

Его мать, как и он сам, обычно держала при своем хозяйстве по меньшей мере полдюжины рабов. Однако в последние годы она урезала их количество, отпуская на свободу в первую очередь тех, кто долгие годы служил ей верой и правдой. Теперь Гэвин понимал почему.

– Она говорила… – Девушка поколебалась, потом ринулась напролом: – Она сказала, что оставила указания Гринвуди, чтобы меня отпустили на свободу, потому что рабы ведь не могут сами приносить в канцелярию приказ о своем освобождении… Но только я все жду-жду, и ничегошеньки… прошу прощения, господин… ничего

не происходит.

– Ах ты старый мерзавец, – вполголоса выругался Гэвин.

Его отец до сих пор отказывался принимать смерть своей жены, поэтому попросту проигнорировал эту девчушку. Она торчала здесь четыре месяца, не имея других занятий, кроме как вытирать пыль, ставить свежие цветы и надеяться на какую-то перемену.

– Она оставила письмо? – спросил Гэвин.

– Да, господин, – ответила девушка тоже почти шепотом, очевидно, уловив негодование Гэвина. – Кажется, Гринвуди принес его в покои своего господина.

– Ну разумеется, куда же еще.

Им вряд ли понравится, если Гэвин вломится в отцовские покои… «Но знаете что? Пусть вечная тьма поглотит вас обоих!» Гэвин был почти уверен, что это отец организовал избиение Каррис. Попытка убийства Кипа казалась чересчур неуклюжей, но в данный момент он не был готов заранее оправдывать своего отца ни в каких отношениях.