Слезы черной вдовы

Кошкин решил, было, что разговор окончен, и бодро прищелкнул каблуком, готовый убраться. Однако Шувалов позволения уйти не дал, а протянул с неожиданной тоскою в голосе:

- Ермолино… славные там места. В это время года как раз созревают сливы - дух стоит необыкновенный! Я в молодости часто бывал под Новгородом, даже поместье там собирался прикупить. Не сложилось…

Не зная, как принять этот внезапный приступ откровенности, Кошкин неловко мялся, посматривая на графа. А тот оставил шахматы. Шувалов медленно, совсем по-старчески шаркая подошвами, подошел к окну и, чуть отодвинув портьеру, поглядел куда-то выше петербургских крыш.

- Я ведь женат никогда не был, Степан Егорыч, не довелось… - продолжал он, - но была одна женщина. Необыкновенная. Замужняя, разумеется, только супруг ее, мот и гуляка, в поместье почти и не появлялся. Отец его рудниками владел, все ему в наследство оставил, так что было, на что гулять. То по Европам он ездил, потом, как растерял большую часть наследства, осел в Петербурге и кутил так, что дым коромыслом стоял… А она мальчика родила - славный мальчишка, привязался я к нему. Гостинцы возил, обещал в военное училище устроить, как подрастет. Но дела наши государственные, как вы понимаете, не позволяли мне долго сидеть на одном месте: пришлось уехать из России на полгода почти. Письма от нее приходили. Сперва хорошие… потом писать стала, что мужа ее за бесчинства выслали из Петербурга - что он с нею теперь живет. Что изводит он ее, и мочи уж нет терпеть. А после вовсе никаких писем не стало.

Шувалов неожиданно и надолго замолчал, а Кошкин, хоть ему и было по-прежнему неловко, со смутной тревогой ждал, что он скажет дальше. Кажется, этот рассказ был не просто приступом ностальгии.

- Потом говорили, что упала она неудачно: головою ударилась. Насмерть. Но муж-то ее тоже недолго после этого прожил. - Шувалов повернулся и прямым холодным взглядом вдруг посмотрел в глаза Кошкину. - Нашли в канаве возле местного трактира. Напали на него, пьяного, ограбили и горло перерезали - так, по крайней мере, писали в газетах.

- А мальчик что же? - неожиданно для себя спросил Кошкин.

Спросил - и сам пожалел. Шувалов снова отвернулся к окну но, как ни странно, ему ответил.

- Мальчика я под опеку взял. Хороший мальчишка, ласковый… был. Как и обещал, устроил я его в военное училище - на службу, правда, он пойти не пожелал, так я ему в Петербурге хорошее место нашел. Невесту приглядел знатного рода, с состоянием… не пригодилась невеста. Влюбился он в девицу, молоденькую вертихвостку, дочку щелкопера какого-то. На ней и женился, никого не спросясь. Чувствовал я… всегда знал, что доведет она его до беды.

Глядя на него со спины, Кошкин видел, как рука графа, которой он прежде легонько отодвигал портьеру, теперь сжалась в кулак, жестоко сминая ткань. Костяшки пальцев побелели. Впрочем, это оказалось единственным проявление чувств - в остальном Шувалов был как обычно спокоен.

Чего не скажешь о Кошкине. Как завороженный уставившись на сомкнутый кулак графа, он лихорадочно вдумывался в услышанное только что. Женился на вертихвостке, дочке щелкопера… Светлана говорила, что ее отец был редактором газеты… поместье в Ермолино… Кошкин никогда не видел Павла Раскатова живым, а по фотографиям ничего толком не разберешь, даже цвета глаз. Но что, если они такого же пронзительно синего цвета, как у Шувалова?

Кошкин уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но когда граф вновь повернулся к нему, пригвоздив к месту взглядом этих синих глаз, у него впервые мелькнула мысль, что Сибирь для Светланы - это, возможно, избавление и единственный способ вовсе остаться живой. Вопрос свой он так и не задал, а сказал лишь неожиданно севшим голосом:

- Я… вас понял. Разрешите идти?

Тот кивнул, но в последний момент спохватился:

- Нет, постойте. Сусловы о вас спрашивали. Вы уж загляните к ним как-нибудь.

- Будет исполнено!

- Идите, Кошкин. И завтра жду результатов.

Признаться, он еще минут десять после этого не мог сосредоточиться и вспомнить, кто такие Сусловы.

Глава XXIV

- Степан Егорыч, ты у нас шибко грамотный: как правильно «вследствии» или «вследствие»?

Девятов бодро стучал по клавишам «Ремингтона» [24], единолично в этот час занимая комнату архива в здании на Офицерской улице [25]. Однако оценив товарища взглядом, сообразил, что ответа вряд ли дождется, и вздохнул:

- Ай, ладно - напишу «опосля»… Ты чего такой, будто тебя пыльным мешком из-за угла стукнули? Опять, что ли, твоя графиня пристрелила кого?

Но под тяжелым взглядом Кошкина сразу стушевался:

- Ну, хорошо-хорошо, неудачная шутка… Чего случилось-то?

Кошкин не ответил на его вопрос, вместо этого задал свой:

- По Гриневскому новости есть? Сказал что-нибудь?

Девятов хмыкнул:

- На последнем допросе признался-таки, что Раскатова в него стреляла. Думаю до вечера его в арестантской подержать, а на ночь в Казанскую часть отправить. К утру станет как шелковый и о зазнобушке своей все, о чем даже догадывается, расскажет.

Кошкин поморщился и велел неожиданно жестко: