Слезы черной вдовы

- Позвольте, я расскажу вам куда более вероятную последовательность тех событий, - сказал он. - В тот вечер вы невольно приняли что-то, что затуманило ваш разум и заставило вас уснуть. Ненадолго: в полночь из-за боя часов вы проснулись. Будучи взволнованной из-за приезда мужа вы и впрямь решились спуститься в библиотеку, чтобы с ним поговорить, но когда открыли дверь, то увидели вашего мужа и Леонида Боровского убитыми. Ваш разум отказался это принять и предпочел выключиться - благо вы и так смутно осознавали реальность из-за лекарств - оттого вы ничего и не помните. Возможно, что вы увидели в библиотеке еще кого-то - их убийцу, например. К нему-то вы и чувствовали ненависть и страх, но сделать ничего не могли - он это видел, потому совершенно вас не опасался. Даже прошел мимо вас в коридор, поднялся в комнату, которую вы, конечно же, не заперли, и спрятал револьвер в комоде, желая заставить вас думать, что эти убийства совершили вы.

Светлана так и не вымолвила ни слова, глядя на него с ужасом. Кошкин мог лишь надеяться, что она тоже считает эту версию гораздо более правдоподобной.

- Ну а фантом вашего отца… - продолжил он в задумчивости, - вероятно, убийца и впрямь упоминал его имя тогда, желая разозлить вас или же объяснить что-то. Если так, то, очевидно, он был знаком с ним. И теми событиями десятилетней давности тоже…

Светлана снова впилась пальцами в ридикюль и принялась смотреть в пол - будто испугалась.

- Расскажите про вашего отца, - попросил тогда Кошкин.

- Что же о нем рассказывать?… - Светлана пожала плечом, робко подняв взгляд. - Наверное, вас, как и всех, больше интересует его болезнь и обстоятельства смерти, чем то, каким он был. - Она тяжело и мучительно вздохнула. - В последние годы мигрень его доконала, как он сам говорил. Сперва отказали ноги, потом… он и вовсе стал не похож на себя. Не помнил кто он, кто мы - не узнавал никого. Иногда кричал, что мы хотим его отравить. Или крушил все вокруг, до чего мог дотянуться. Возможно, даже хорошо, что ноги отказали прежде всего, иначе он спалил бы дом или еще чего похуже… Надюша… она с детства была такой же капризной и однажды устроила какую-то истерику гувернантке, а потом прибежала к нему жаловаться. А он ударил ее по лицу - сильно, она даже упала. У Нади до сих пор маленький шрам на губе остался… А она любила его безмерно и до последнего твердила нам с мамой, что он поправится. Но поправляться к тому времени было уже некому. Это был не наш отец. Иногда лишь - в последнее время совсем редко на него находило просветление, когда он осознавал, что делает, и просил нас дать ему яд. Самостоятельно взять аптечку он не мог - ее убирали. Он так просил, Степан Егорович… слышать это было еще более невыносимо, чем его крики и ругань в обычное время…

- И однажды ваша маменька не выдержала и дала ему яд. Верно?

Кошкин сказал это насколько сумел мягко.

- Видимо, вы прочли это в полицейских отчетах? - отозвалась Светлана без эмоций. - Это неправда, знайте. Не думайте так о моей матери - она была очень набожным человеком, считала, что все в этом мире есть промысел Божий, и Господь не взвалит на человека больше, чем тот сможет вынести. Она бы никогда этого не сделала.

Кошкин же глядел на нее задумчиво. Он мог понять ее нежелание верить в поступок матери… хотя именно сейчас еще больше утвердился в мысли, что яд мужу дала Елизавета Шелихова. Чтобы уберечь своих дочерей в первую очередь.

- Ну а ваша сестра, выходит, решила, что это сделали вы. Ведь за это она вас так изводит? Будто мстит.

- Выходит, что так. Все эти годы я думала, что она не помнит ничего. Мы с мамой тогда старались оградить ее… были уверены, что у нас получается. А теперь я понимаю, отчего Надя себя так ведет. И она не ненавидит меня, не думайте так. Просто она не знает, как еще выразить ту обиду, что чувствует ко мне. Если б я знала это раньше…

Она не договорила, нервно отвернувшись.

- Светлана Дмитриевна, - попытался снова привлечь ее внимание Кошкин, - у меня к вам еще одно дело.

Из бумажного пакета он вытряхнул себе на ладонь серебряный шарик-кулон. И отметил, как загорелись вдруг глаза Светланы. Впрочем, она попыталась это скрыть.

- Этот кулон, - продолжил Кошкин, - он ведь пустой внутри?

- Откуда вы знаете? - испугалась она. - Ведь никто не знал, лишь Павел… вы открыли его?

- Нет пока что. Быть может, вы сами это сделаете?

Она как будто боролось с собою полминуты и ответила:

- К нему есть ключ. Но он остался в Горках. Если бы вы отдали мне его…

- Простите, но это исключено! - решительно сказал он и подумал, что придется тогда отдать кулон Девятову - он-то подберет ключик. - Быть может, хотя бы тогда скажете, что там?

- Внутри прядь волос моего сына. Он умер пять лет назад.

- Простите, я не знал… - растерялся Кошкин. Признаться, он вовсе не догадывался, что у нее был ребенок. И счел нужным заверить: - Я обещаю вам, что как только закончится следствие - я лично верну вам этот кулон. Простите еще раз…