- Дочь инокини Евдокии далека от Бога. Она глупа и думает, что Господь ее оставил. Но в ней есть Его свет - недаром она получила свое имя. И цели ее благие, какими бы не были поступки. Если бы я имела на графиню Раскатову влияние, я бы просила ее покаяться в грехах прежде всего. А потом отпустить прошлое. Господь милостив, Господь все прощает. Скажите ей, если увидите.
Кошкин неуверенно кивнул. А ведь и правда… Светлана даже на груди носит кулон с прядью волос сына вместо креста. Кошкин поежился при этой мысли - все же он о ней ничего не знает. Что там у Светланы в мыслях, и какие у нее «благие» цели?…
- Я приведу к вам сестру, с которой инокиня Евдокия была особенно близка, - решила, наконец, настоятельница. - Ждите здесь - я позволю вам поговорить в своем кабинете… Только помните, что это Божья обитель, и, прошу вас, ведите себя подобающе!
Сказано это было тоном, от которого Кошкин себя почувствовал себя первым развратником Петербурга и даже покраснел.
Подругой покойной Елизаветы Шелиховой была полненькая и подвижная молодая женщина, не лишенная привлекательности. Ее даже матушкой было называть неловко, потому как она чрезвычайно забавно вспыхивала и опускала глаза долу, стоило ей случайно посмотреть на Кошкина. Один Бог ведает, как ее занесло в этот монастырь.
Назвалась она инокиней Магдалиной.
- Сестра Евдокия ближе всех мне была… - сказала она, совсем по-детски хлюпнув носом. - Уж полтора года, как ее нет, а я каждый день ее вспоминаю. Матушка-настоятельница говорит, что это грех, что не надобно так часто.
- А у инокини Евдокии тоже не было никого ближе вас? Вам она во всем доверяла?
Юная монахиня повела плечом, еще больше напомнив Кошкину девицу-дебютантку:
- Нет, это, скорее, я ей во всем доверяла. А она… - инокиня смутилась, - иногда, в чувствах, дочкой меня называла, говорила, что я на ее младшенькую похожа. С чего бы, интересно? Хотя, старшая дочь у нее прехорошенькая - младшая, должно быть, тоже…
Она опомнилась и снова залилась краской.
А Кошкин умилялся этой непосредственности, у него даже возникла глупая мысль оставить этой матушке конфет - наверняка она была бы рада.
Нет, точно не стала бы Елизавета Шелихова делиться с этой глупышкой своими бедами да откровенничать. Напрасно он приехал сюда - снова мимо. Но Кошкин не сдавался и попытался вызнать у инокини хоть что-то.
- Быть может, посещал ее кто-то, кроме дочери? Или она писала кому? - спросил он, уже заранее зная, что все впустую.
Но инокиня вдруг подняла на него быстрый взгляд и даже не покраснела в этот раз. Неужели в точку?
- Был один странный посетитель… женщина. Не ее дочка, а какая-то другая. Очень странный был визит, должна признаться…
Кошкин весь обратился в слух, а инокиня, потоптавшись на месте, начала рассказывать:
- Весною, за полгода примерно до того, как сестра Евдокия умерла, приехала к ней дама. Мне подумалось, что она учительница - я ведь сама в прошлой жизни учительницей была, - она сделала жест, будто заправляла за ухо выбившийся локон, - в черном строгом платье, вся такая худая, собранная… С ридикюльчком! Чудный такой ридикюльчик, миленький: у меня такой же точно был, только у нее коричневый, потрепанный и старый совсем, а у меня альмандиновый, с золоченой пряжечкой… - она снова опомнилась, залилась краской по-настоящему и умолкла.
Кошкин понял, что нужно спасать положение, и подбодрил:
- Альмандиновый - это вроде вишневого, да? У моей сестрицы такой же, только с серебряной пряжкой.
- Да-да, ужасно красивый, согласитесь! - Глаза юной монахини вдруг вспыхнули огнем, полным жизни.
- Да, очень!
И она улыбнулась ему уже открыто, потому как Кошкин явно понимал ее чувства.
- Так вы уверены, что дама была учительницей?
- Думаю, да. Может быть, и не учительница, но точно дама ученая. Хоть и не из благородных! Как вам объяснить… вот Светлана Дмитриевна к нам когда приехала в первый раз - так сразу все наши на нее шеи посворачивали и неделю потом этот визит обсуждали втихую. Хотя она тоже скромно была одета и не болтала почти с нами. А эта не такая… поскромнее дама. Обыкновенная.
- Но почему-то же вам ее визит запомнился? - поторопил Кошкин, который даже не понял пока, нужна ли ему вовсе эта учительница.