Смелая

Чтобы справиться со всем этим, я просто пошла в Степ Рибок Лэнд. Я жила подражанием взрослой жизни с богатым сыном голливудского кого-то. Мне стало шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, потом девятнадцать. Я в основном молчала почти три с половиной года, во что трудно поверить, если знать меня. Но я была слишком уставшей. Я была молодой женщиной в ловушке странной, пустой жизни.

Один год я ездила навестить свою семью на Рождество в Сиэтле. Я вошла через парадную дверь, пробежала через дом и вышла через заднюю дверь, а потом рванулась в снег. На часах было почти десять часов ночи, и я бегала вокруг озера, которое примерно три мили от дома. У меня был мой Степ Рибок, конечно – не могла выйти из дома без него! На самом деле, у меня была безумная теория, что если бы я его не скрывала, то грузчики могли украсть его для своих полных жен.

Стало так плохо, что у меня были галлюцинации. Я старалась никогда не садиться. Я была уверена, что люди смогут увидеть, как жир стекает с меня.

Из-за голода я чувствовала себя под кайфом. Я помню, думала, что, по крайней мере, я выше героиновых наркоманов, потому что я была под кайфом бесплатно. Да, вот так по крупицам собираешь свою самооценку, из твоего превосходства над героиновыми наркоманами.

Но я также думаю, что это был мой способ пережить травму. Я могла бороться с голодом во имя совершенства как самозащиты. Я могла смириться с тем, что приходится говорить Уильяму, что люблю его, потому что я скрещивала пальцы и прятала их за спиной. Я начала его ненавидеть, но я проглатывала ненависть, потому что знала, что у меня нет альтернативного жилья.

К счастью, мы с Уильямом не часто занимались сексом. Приходилось спать как будто со сводным братом, если твой сводный брат кричит, ревнует, бушует. Это было странно. Я ненавидела это. Слезы текли по щекам, пока он прыгал на мне, крупные капли его пота падали и жгли мне глаза. Иногда я отворачивалась в сторону и плакала, но он не останавливался. Я просто вернулась к своему старому трюку, отделению от моего тела, смотрела сверху вниз на себя. Я решила действовать через секс. Я не знала, что такое оргазм, хотя глупые журналы всегда пишут о нем, но я поняла, что если я притворюсь хорошо, я могла быстрее остановить секс.

Это была я, имитация жизни.

В течение многих лет после этого я винила себя за жизнь с Уильямом. Я винила себя, как будто я взрослый человек, сделавший взрослый выбор, но я была еще ребенком. Ребенок, который был таким, таким напуганным перспективой снова стать бездомным.

Оглядываясь назад, я отдалась парню, которого едва знала. Но несмотря на то что я была брошена и злилась на это, теперь я понимаю, что, взрослея, как я, ты идешь туда, где можешь найти любовь, а если ты получаешь любовь только от мужчины, который говорит, что любит тебя, тогда девочка попадает в подобную историю. Ты заряжена на провал. Ты заряжена потерять жизнь. Об этом люди обычно не говорят в цикле насилия.

В то время пока я был занята, сжигая мой несуществующий жир, мама Уильяма скоропостижно скончалась. Я бы сказала, в течение трех дней Уильям потерял свои камушки. Проблема с зависимыми от тебя детьми в том, что, если ты внезапно уходишь – им конец. И ему был конец. Это было очень грустно.

Мы сразу же переехали в ее большой дом в Бел Эйр. Наш непростой альянс пошел глубоко на юг в тот момент. Уильям был без руля и совершенно не умел позаботиться о себе без своей матери. Я действительно чувствовала себя плохо из-за него. Но по мере того как он обращался к все более и более экстремальным препаратам для подавления боли, он стал рассеянным. Минуту быстро говорит и потом засыпает на двадцать четыре часа. Мне пришлось ходить на цыпочках. Случайная доброта, которую он мне показывал, случайная нежность в глазах полностью исчезла при употреблении наркотиков. Курить, нюхать, принимать таблетки, что угодно. Он начал исчезать в течение дня, затем ночи, затем три или четыре дня за раз, оставив меня без денег и без еды. Так как я была анорексичкой, это было вроде как нормально.

В тот период мне еще приходилось управлять домработницами и садовниками, проверяя, что они хорошо поработали. Даже хотя я жила в шикарном доме, у них было гораздо больше денег, чем у меня. Поскольку я возилась с анорексией, ум был занят другим, но правда в том, что я застряла в огромном особняке Беверли-Хиллз, который стал тюрьмой. Дом находился в каньоне, и идти было некуда. Я была одна. Уильяму нужно было все больше и больше денег на наркотики – я думаю, он начал принимать кокаин или метамфетамин – и он начал приходить домой, требуя от меня денег, забывая, что у меня нет никаких собственных денег.