На этом Миранда его покинула. Ее проход по столовой прервал беседу сквозь открытое окно между Редмонд и садовником. В западном коридоре мускулистый гигант, сидевший на газете, которую он постелил на персидские подушки, при виде Миранды прикрыл мощной ладонью нечаянный зевок. Сквозь противомоскитную сетку на парадной двери она разглядела полицейского, стоящего на краю террасы в тени шпалеры с розами. Тот о чем-то говорил с Генри Джорданом, с которым ее отец плавал на катере. О нем Миранда до сих пор никогда не слышала. От парадного входа она направилась в гостиную, где нашла устроившихся в уголке Эндрю Гранта и Текумсе Фокса. Постояв немного со сжатыми в тонкую линию губами, она пошла прямо к ним.
– Можем закончить тот старый разговор прямо сейчас, если хотите, – обратилась она к Фоксу.
Окинув ее скользящим взглядом, он покачал головой:
– Нет, спасибо. Учитывая жесткое выражение ваших глаз, это все равно не привело бы к добру. В любом случае я пытаюсь раскрыть тайну того револьвера, начав копать с другого конца.
– Вы ошиблись, когда…
– Нет, не ошибся. Простите. У меня есть одно срочное дело…
И Фокс пошел прочь, хотя обернулся, услышав ее голос:
– Вы приглашены на обед. Садимся за стол в восемь часов, в столовой. Если захотите привести себя в порядок, Беллоуз проведет вас в комнату наверху.
– Большое вам спасибо.
Фокс ушел. Миранда покосилась на Гранта:
– Если он когда-нибудь женится, мне заранее жаль его супругу. Один взгляд – и он сможет назвать точную сумму, которую она прикарманила из денег на хозяйственные нужды. С точностью до цента… Вы с ним старые друзья, да?
– Это, конечно, преувеличение, но в принципе так и есть, – кивнул Грант. – Года три назад я жил у него несколько месяцев. Что-то вроде безвозмездной помощи начинающему таланту. Я собирался набросать пробный черновик для книги.
– О, так вы писатель?
– Латентный писатель.
– Что это такое?
– Писатель, который так и не написал ни единой книги. Три года я трудился, сочиняя рекламные тексты, но потерял эту работу, что смогут подтвердить примерно сорок миллионов человек, читающих газеты.
– Поговорим на отвлеченные темы минут пять, хорошо? По крайней мере, вам не приходится слоняться по собственному дому, то и дело натыкаясь на окружных прокуроров, полицейских и детективов. Я даже не догадываюсь, что значит потерять работу, что это за чувство, поскольку в жизни своей не работала ни дня. Чем же вы собираетесь заняться теперь, когда все это кончится?
Грант пожал плечами:
– Поищу себе другую работу… На этот раз, если получится, в каком-нибудь издательстве. Мне самому нужно было стать издателем.
Миранда смотрела на него во все глаза:
– Зачем это вам? Чтобы сделать из себя «настоящего» мужчину?
– Боже, нет! Как вам только в голову пришло?
– Брат подсказал. Так зачем вам становиться издателем?
– Чтобы зарабатывать. Подняться по лестнице успеха. Лучшие и самые успешные издатели – это на самом деле писатели, которые слишком ленивы, чтобы писать. Я как раз из таких.
– И вы стали бы хорошим издателем?
– Великолепным. Если когда-нибудь мне удастся начать и если я выберусь из этой гнусной истории… О, прошу прощения!
– За что? Я бы назвала ее похуже, чем просто «гнусная». Признаться, я и сама увязла в ней, совершив кое-что неподобающее. Кстати, когда я подошла, ваш друг мистер Фокс как раз рассказывал вам о перчатках?
– О перчатках? Нет. – Грант нахмурился. – О каких еще перчатках?
– А я решила, что именно о них, – нахмурилась в ответ Миранда. – Я должна кое в чем признаться вам и вашей племяннице, но только не сейчас. Я сыграла с мисс Грант злую шутку… правда, в тот момент не имела представления, что она – это она. С тех пор я не теряю надежды, что вы оба меня простите, и потому стараюсь произвести благоприятное впечатление, что дается мне чертовски непросто, учитывая обстоятельства. Я не какая-нибудь гламурная барышня, сама могу поджарить яичницу, а однажды, когда была в Палм-Бич и носила купальник, один мужчина посмотрел на меня целых два раза.
– Никогда особо не любил яйца.
– Значит, нажарю картошки. Если вам нужны комната и душ, пойдемте со мной наверх.
Когда они скрылись за дверью, ведшей в главный холл, с другого конца в гостиную вошла Нэнси Грант, только что покинувшая переднюю террасу. Она выглядела относительно свежо, но не особенно опрятно, поскольку на ней были те же юбка с блузкой, в которых она выпрыгнула из окна здания суда утром в понедельник. Оглядевшись по сторонам и поняв, что никого нет, помялась в нерешительности, а затем направилась к стоящей у открытого окна мягкой кушетке и, растянувшись на ней, прикрыла глаза. Спустя несколько минут, заслышав чьи-то шаги, Нэнси открыла глаза и увидела Джеффри Торпа. Он выглядел вполне опрятно, но не казался ни свежим, ни веселым.
– Я искал вас, – объявил он, приблизившись, но Нэнси ничего не сказала в ответ. – Сестра попросила найти вас, чтобы передать: через четверть часа подадут обед в столовой. Ваш дядя наверху, принимает душ. Если хотите последовать его примеру, я покажу вам комнату.